В 1930 году Б. Кацнельсон, один из лидеров рабочего движения, посетил на острове Капри М. Горького, и тот поинтересовался, чем занимается Петр Моисеевич Рутенберг. Кацнельсон рассказал о деятельности Рутенберга в Эрец Исраэль, и Горький заметил: "Да-да, еще в Петербурге я знал, что он большой человек и совершит великое". Кацнельсон вспоминал: "В словах Горького чувствовалась даже какая-то ревность, вызванная тем, что такой человек не остался там, в России".
Пинхас Рутенберг призывал к национальному единению, и в его завещании сказано: "Разделение народа Израиля на секты, этнические группы и партии всегда было виновником наших несчастий. Молодежь наша - надежда наша! В правильном еврейском воспитании безопасность нашего будущего!.. Ради этой цели я передаю все свои настоящие и будущие доходы в фонд Пинхаса Рутенберга - для воспитания молодежи в духе преданности и братства, в духе Израиля". (Фонд П. Рутенберга вложил средства в строительство Хайфского университета.)
Его похоронили в Иерусалиме на Масличной горе; в завещании Рутенберг просил провести погребение по еврейской традиции, без цветов и речей, и не называть его именем улицы и поселения (в центре Иерусалима есть улица Пинхаса Рутенберга).
***
В 1934 году на юге Мертвого моря, в Сдоме, начали строительство еще одного завода; к 1948 году добыли один миллион тонн поташа и более 8000 тонн брома. Во время Войны за независимость арабы заняли север Мертвого моря и разрушили завод; южный завод остался на территории Израиля, и в 1952 году была основана компания Предприятия Мертвого моря. Сегодня Израиль занимает одно из ведущих мест в мире по экспорту поташа, а начал это один человек, сибиряк Моше Новомейский, который написал однажды такие слова: "Мне всегда нравилось быть первооткрывателем".
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ж. и Ж. Таро, французские журналисты, из книги "В будущем году в Иерусалиме" (Стена Плача, 1920-е годы):
"Как я пришел туда? Право не знаю. Никто меня не привел. Я брел, как слепой, ощупью, из улочки в улочку. Казалось уже, что заблудился между каменными стенами, поверх которых доносился запах нечистот, когда на повороте этого коридора, понял по гулу голосов, что эта смрадная тропинка ведет к легендарной стене, куда многие миллионы еврейских душ стремятся в своих мечтах.
Вот она - стена, великая скорбь, плач Израиля. Вот и... узкое пространство, где движется толпа, между большой стеной и другой, маленькой, сложенной из булыжников и грязи, как та, вдоль которой я только что шел. А самая эта стена, состоящая из огромных камней, нагроможденных друг на друга. эта неприступная громада, устоявшая против всех бедствий, которые издревле угнетали Иерусалим, - довольно точно характеризует отвлеченность, простоту, наготу и силу израильской религии.
При входе женщины в пестрых шалях, с платками на головах тихо причитают. Некоторые, всхлипывая, проводят по стене старыми своими руками, медленно лаская ее. Молодая девушка плачет жаркими слезами, опустив на камень, как на подушку, свое разгоряченное лицо. Дети, которым передается скорбь матерей и сестер, тоже заливаются слезами. А подальше, закутанные в свои таллесы, склонив над книгами бороды и носы, мужчины. наклоняются, выпрямляются, действуют локтями, чтобы приблизиться к стене, прикоснуться лбом и руками, молиться поближе к ней.
Я чувствую контраст между древними молитвами, которые будут еще долго жить, и этими старцами, которые завтра, сегодня, быть может, навеки уснут в долине Иосафата. Но и они вечны на свой лад. Они сменили других старцев, молившихся здесь, и другие, такие же старцы, придут в свою очередь им на смену.
Я совершенно не понимаю молитв, которые раздаются вокруг меня. но мне кажется, что их смысл примерно таков: "Две тысячи лет верности, две тысячи лет любви, доверия, взывания к этим камням, всегда отвечавшим только молчанием, две тысячи лет - это чего-нибудь да стоит! Посмотри, наши сердца всё те же! Наши помыслы неизменно возвращаются к этому месту. Мы скорбим о том, что отлучены от дома, где поклонялись Тебе. Плача и стеная, мы молим Тебя возвратить нам его поскорее! Ради Твоего разрушенного Храма. находимся мы здесь и плачем."
Я иду обратно, проталкиваясь сквозь густую толпу плакальщиков. Одна из нищенок, сидя на корточках, предлагает мне букетик из двух цветков жасмина и нескольких травинок, сорванных со стены. Я хочу дать ей немного мелочи. Она отказывается. Сегодня суббота, а по субботам евреям нельзя ни давать, ни принимать деньги. Нищие в этот день становятся дарителями и предлагают прохожим цветы."