— Вроде он намекал, что в той книге и про меня писано, и про Джуму нашего… — старик смущенно улыбнулся. — Может, это он так, в шутку…
— Нет, Непес-ага, скорей всего это правда.
— Да… И куда это Джума запропастился? Покататься бы вам на лодочке… Ну, давайте хоть чайку попьем.
— Времени маловато, Непес-ага…
— А чего время, вода уже забулькала. Пока чайку выпьете, и Джума подойдет. Не век ему возле своей красотки торчать. Если что, могу и сходить за ним…
— Не беспокойтесь, Непес-ага, мы лучше поедем.
— Без чая?.. Ну, уж если так торопитесь… А ты, сынок, — старик повернулся к Байраму, — увидишь Арсланову вдову, кланяется, скажи, Непес-ага, душевный привет передает.
— Хорошо, Непес-ага, скажу.
— Она ведь к нам сюда наведывалась. Достойная женщина. Ну что ж, раз решили ехать, доброго вам пути!
Свернули с шоссе, машину начало бросать на ухабах.
— Давай чуть потише! — попросил Байрам.
Поехали медленней. Байрам заговорил об Арслане. Вроде бы это было данью вежливости покойному, но Байрам и сам не заметил, как увлекся своим рассказом. Он говорил, каким знал Арслана, что думал о нем, когда тот был жив, и как теперь понимает этого человека. Потом как-то без всякого перехода заговорил о себе, о своей жизни, о своей работе.
Он не рассказывал Назару об успехах и удачах, они и без того были известны, он говорил об ошибках, о трудностях. Байрам не просил сочувствия, просто хотел, чтоб брат понял его до конца, слишком мучительно это полузнание, полуправда.
Он рассказал брату про Абадан — этого он не говорил никому. Рассказал и почувствовал вдруг, что не ощущает привычной потребности подавлять свою неприязнь к Арслану, что не чувствует ничего похожего на неприязнь. Может, он недостаточно знал этого человека, не понимал его или не хотел понять. Арслан умер молодым, а люди вспоминают его и долго еще будут вспоминать. Еще много добрых слов услышит Абадан о своем погибшем муже. Не в том ли высший смысл жизни, чтоб, прожив ее, оставить по себе добрую память?..
Крепко сжав губы, Назар, не мигая, глядел вперед. Но не дорога занимала его. Всем своим существом внимал он Байраму, вслушиваясь в каждое слово. Наконец Байрам глубоко вздохнул и умолк.
— Да… — задумчиво произнес Назар. — Выходит, и у тебя и тревог и забот хватает. А я, грешным делом, завидовал. Думал, одна у тебя забота — писать.
— Писать. Именно писать! Об этом я и толкую всю дорогу. Разве не понял?
— Я одно только понял. Будь ты хоть семи пядей во лбу, без трудностей, без волнений не прожить.
Переехали небольшой арык.
— Отсюда к западу наши земли, — сказал Назар.
До следующего арыка ехали по нераспаханному пустырю, на нем только еще вырубили кустарник. За арыком началась хлопковая карта. Стебли хлопчатника не выкорчевывали, да их и было-то раз-два, и обчелся… По полю лениво бродили овцы.
— Колхозная отара, — объяснил Назар. — В пустыне сейчас травы мало, решили здесь попасти. Видал богатство? А ведь целина, некоторые думают, только зерно брось, сразу хлопок будет!.. Вон он, урожай!..
Машина покатила по гладкому, без единой былинки, такыру. Потом пошла брошенная пашня. Поле сплошь заросло камышом и акбашем, не видно было даже арычков. Кое-где светились белесые проплешины соли.
— Я знаю, — нахмурясь, сказал Назар, — Гурт тебе про эти земли много кой-чего говорил. — Он переключил скорость, помолчал. — Бросить пришлось землю. Капитальную планировку провести не удалось. Не выдюжили.
— Ты что, оправдываться решил?
— А это понимай как хочешь! Я говорю что есть. Ты почему-то только Гурту веришь, моим словам веры нет. Не хватает у нас сил. Физической возможности нет сделать все, как положено. И твой Гурт прекрасно все это понимает, простачком прикидывается. Засеять, собрать можем. А вот обработать как следует не выходит!
— Тогда зачем жадничать? Засевай, насколько сил хватает.
— Государству хлопок нужен.
— Хлопок! Он государству и через год, и через десять лет нужен будет. Больше, чем сейчас.
— Это все разговоры, Байрам. Правила, положения, уложения!.. На лекциях это хорошо. По культуре земледелия. А как дойдет до дела…
Назар резко затормозил. Справа от дороги стояло рядком несколько мазанок, щербатые, неказистые. Кругом хлам: консервные банки, бумага какая-то, кости. Словно брошенное становище. По другую сторону дороги застыли без движения пять хлопкоуборочных машин и полуразобранный трактор. Вокруг машин разбросаны были детали.
— Стоят! — Назар усмехнулся. — Все еще не наладили. Работничков бог послал. Думаешь, мне по душе это зрелище? — он хмуро взглянул на брата. — Ничего, наладим… Посмотришь, чего я тут наворочаю через год! Дома построю — четыре дома! Мастерскую, гараж. Земля эта теперь наша. По акту, на законном основании.
— А раньше чья была?
— Раньше? Ничья.
— Как это ничья! Ты же сеял здесь. Урожай собирал.
— Сеял, собирал.
— Тогда почему ничья?
— Ладно, Байрам, хватит об этом. Спросят, найду, что ответить.
— А если не спросят?