— Только половина одиннадцатого. Пойдемте и посидим немного. Может, блуждающий огонек опять покажется этой ночью.
Нора все еще колебалась, привлеченная задумчивым выражением в его глазах. Она обнаружила, что гадает: чуть заметная и почти трогательная складка его губ — orbicularis oris называется этот мускул — от игры на флейте?
— Виски? — спросила она. Он улыбнулся. — Может, еще раз прослушаем запись миссис Клири?
Несколько минут спустя Кормак зажег камин в своей комнате, а Нора устроилась в тяжелом кожаном кресле рядом с ним.
— Знаете, я думаю, может, нам стоит попытаться найти Джереми, — сказала она, когда Кормак протянул ей толстый стакан с золотистой жидкостью. Она подняла виски к своему носу и насладилась терпким запахом торфяного дыма, исходившим из стакана.
— Полагаю, он сейчас возненавидит любого, кто попытается нарушить его уединение, — заметил Кормак, устраиваясь в кресле напротив нее. — Что бы ни было, это минует. Подождем и посмотрим.
— А как вы приобрели такое понимание подростковой психологии, могу я узнать?
— Если я и знаю что-то о таком путаном парне, как Джереми, — произнес Кормак, — то потому, что когда-то я был таким же.
— А что же вас запутало?
Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, а затем, пододвинувшись к камину, уставился на мерцающий огонь.
— О, вы знаете, типичное смятение молодого человека, покинувшего дом и обнаружившего, что он отнюдь не так умен, как полагал раньше. Ну, и моя мать была очень больна. Вскоре она умерла. Тогда она была единственным родным мне человеком, и меня словно пустили по течению.
— Боже, Кормак, это ужасно. Сколько вам было лет?
— Девятнадцать. Я не знаю, что бы случилось, если бы Габриал не бросил мне спасательный трос.
— Я и не представляла, что вы с Габриалом были столь близки. Я видела фотографию на каминной полке… — Тут Нора вдруг осознала, что не рассказала Кормаку о том, что была у него в доме. — Вы, должно быть, по-настоящему тоскуете о нем.
— Да, — Кормак говорил, отвернувшись от нее, но она могла различить нотку опустошенности в его голосе. — Странно, что у Габриала не было детей — не уверен, сознательно или случайно, но он откуда-то хорошо знал, как быть отцом.
— Что же случилось с вашим отцом?
Она почувствовала охватившее его волнение и пожалела о своем вопросе.
— Может, нам лучше поговорить о чем-нибудь другом? — сказал он. Но когда он взглянул на нее, Нора поняла, что он борется с собой, опасаясь, стоит ли продолжать эту опасную тему. — Я всегда всем говорил, что он мертв.
Она не была готова к такому ответу.
— А это не так?
— Нет, — Кормак медленно подбирал слова. — Когда мне было девять, он отправился на несколько недель волонтером в Южно-Американскую миссию, руководимую его старым другом. И был вовлечен в работу по защите прав человека, которой они занимались. Затем он вернулся, и так получилось, что он вошел в состав делегации, направившейся в Чили в тот момент, когда генералы захватили власть. Шесть недель его предполагаемого отсутствия превратились в шесть месяцев, и после этого, я думаю, моя мать поняла, что он не намерен возвращаться. Нам обоим было трудно, но особенно ей, полагаю. Она никогда не могла всерьез сердиться на него, он был героем-гуманистом.
Кормак опустился на колени и, дотянувшись до кочерги, расшевелил огонь.
— Он приехал домой, когда умирала мать, но затем вернулся в Чили. Я пытался поставить себя на место всех тех людей, которые потеряли там близких. Это сложно.
— Где он сейчас?
— Он вернулся в Ирландию два года назад, в свой родной край, в Донегал. Он написал мне, когда приехал домой, но я не мог… я не видел его с похорон.
Она поняла, что он впервые рассказывает кому-то об этом.
— Кормак, я сожалею.
— Да. Хорошо. Это мой собственный выбор. — Он сменил тему. — Вы бы хотели теперь послушать эту запись?
— Ну да. — Она не хотела больше настаивать. Не сожалел ли он теперь, что все ей рассказал? — Может, мы последим, не появится ли ваш блуждающий огонек, пока слушаем, — сказала она. — Где вы были, когда увидели это — как раз там, в нише?
— Да. Но, знаете, если вы отойдете от камина, вам лучше надеть это.
Он снял небольшое покрывало с постели и накрыл им ее плечи.
— Спасибо. А вы не замерзнете?
— Я очень теплый, — сказал Кормак и прижался тыльными сторонами пальцев к ее щеке, чтобы доказать это.
— Да, правда.
Нора с прижатыми к груди коленями устроилась в одной из глубоких, покрытых подушками оконных ниш. Кормак нажал на кнопку магнитофона. Они сидели, всматриваясь в темноту, вслушиваясь в шум разговора и переставляемых стульев. Хриплый голос миссис Клири впечатлил ее так же, как и в первый раз. Когда песня пожилой леди затихла, она спросила:
— Почему бы в песне просто не назвать имя девушки?
Кормак выключил магнитофон:
— Слишком опасно. Кроме того, в то время все в округе знали, о ком говорится. Содержание многих песен «зашифровано». Довольно-таки распространенный обычай в опасные времена.