— Полагаю, вы правы. Таковы аллегорические тексты с завуалированными обращениями к Наполеону, идущему спасать Ирландию. Робби знает песню, в которой упоминается не имя леди, а лишь тайная анаграмма ее инициалов — я все пытаюсь ее разгадать. Но вы знаете, кое-что не сходится. Песня миссис Клири — о солдате, сосланном на четырнадцать лет, а Катал Мор не был солдатом, он был разбойником и был сослан пожизненно. И песня говорит:
Нора, пристроившаяся в оконной нише, вдруг, резко выпрямившись, вгляделась в стекло.
— Что там? Что вы видите? — Кормак присоединился к ней у окна.
— Просто молодая луна. Там, вы видите? — пробормотала она почти шепотом. — Луну я вижу, а луна — меня.
К ее удивлению, Кормак продолжил:
— Пусть Бог благословит луну, а заодно — меня.
Он был совсем рядом, и от его теплого дыхания колыхались ее волосы. Что-то странное было в звуке их голосов, слившихся в ночи, словно безобидное тихое моление стало заклинанием. Наверное, так оно и было: извечная попытка обуздать великую силу луны, обращая ее во благо, а не во вред. Нора вздрогнула и вдруг поняла, как сильно взволнована тем, что он стоит так близко. Если она не возьмет себя в руки, удары учащенного пульса скоро заглушат голос рассудка. А еще почему-то она не могла двинуться с места.
— Нора, могу я у вас кое-что спросить? — Она не ответила, но ощутила его смущение, когда он присел рядом с ней на подоконник. — В тот первый день, когда мы были на болоте, что-то, сообщенное Девейни, расстроило вас.
Молчание нарастало, но он ждал, не шевелясь. Он поделился с ней самыми сокровенными мыслями, которые никому еще не открывал. Что ей оставалось, как не ответить?
— Это не из-за того, что сказал Девейни, — начала она. — По крайней мере, поначалу. Это из-за рыжеволосой девушки. У моей сестры Трионы были роскошнейшие рыжие волосы, словно море, густые и волнистые. Я всегда ей завидовала. Когда мне было двенадцать, а Трионе семь, мне приходилось причесывать ее каждое утро перед школой. Я всегда ворчала по этому поводу, но на самом деле мне это очень нравилось. У вас нет брата или сестры?
— Нет.
— Пять лет между нами были тогда как пропасть. Сейчас разница в возрасте кажется вовсе незначительной. Когда я увидела рыжие волосы, выступающие из торфа… Все это напомнило мне о Трионе, а также о том, что я отчасти ответственна за ее смерть.
— Почему вы думаете так?
— Потому что именно я убедила ее уйти от мужа в тот самый день, когда она исчезла. Это не простое совпадение, Кормак. Когда мне пришлось опознавать тело, я узнала Триону лишь по ее прекрасным рыжим волосам. Я не могла смотреть на ее лицо, знаете ли, потому у нее не было больше лица.
— О, Господи, Нора.
— И я единственная знала, что убил ее муж. Я знала это. Полиция также это предполагала, но они ничего не могли доказать. Его допрашивали, но не было улик, чтобы арестовать его. Получилось так, что Триона, кроме меня, никому не рассказывала о том, как Питер извращенно, с удовольствием, мучил ее. Она говорила: ей слишком стыдно рассказать об этом еще кому-то. Он был достаточно осторожен, чтобы не поднимать на нее руку при людях. Кто же станет подозревать его? Он богат, он красив, он участвует в десятках почтенных благотворительных организаций. И все сочувствуют ему из-за той версии, которую он выдвинул: какой-то одурманенный крэком угонщик автомашин убил мою сестру. Он клялся, что она никогда не упоминала о намерении уйти от него. Из-за показаний против него меня сочли чуть ли не сумасшедшей. Он сообщил полиции: они с Трионой провели вечер дома, утром она отправилась в оздоровительный клуб на массаж и не вернулась. Ее машина нашлась на обочине автомагистрали четырьмя днями позже. Ее тело было в багажнике.
— И ничего, что указывало бы на мужа, никакой существенной улики?
— Ничего, кроме того, что у него нет надежного алиби. Все это время я твердила себе, что не собираюсь мстить и хочу только справедливости. Когда дело Трионы положили в долгий ящик с прочими нераскрытыми преступлениями, Питер предъявил претензии на ее страховку. Конечно, страховая компания отклонила иск, ибо он оставался главным подозреваемым, но он подал в суд, и в конце концов им пришлось урегулировать спор без судебного разбирательства. Он забрал деньги и мою племянницу и уехал так далеко, как только мог. Я не видела Элизабет почти четыре года; ей в октябре исполнится одиннадцать. — Нора замолчала и посмотрела на Кормака. — Она потеряла мать, и я была бы счастлива, если бы ее отец тоже исчез. Черт возьми, я могла бы посодействовать этому. Но, похоже, не могу.
— Вот почему вы здесь?
— Отчаянно пытаясь залатать то, что осталось от моей жизни и моего благоразумия.
— Я сожалею, Нора.
— Я не заинтересовалась бы так сильно рыжеволосой девушкой, если бы не появился разыскивающий жену Хью Осборн. Без алиби и без улик.
По выражению лица Кормака она поняла: что-то в нем изменилось. Он заколебался.