Земля родная

— Наркомом, — проворчал Сережка и подумал: «Что ты привязался ко мне?»

— Вот видишь, как ты непутево разговариваешь: «наркомом!» — проговорил Зот Филиппович и искоса, поверх стекляшек пенсне поглядел на Трубникова. — Думал я тебя выдвигать, а вижу — рано. Не по Сеньке шапка… Дак вот какая новость, ребята. Скоро седьмая печка заработает, понадобятся на нее три сталевара и девять подручных. Чуете: открывается прямая дорога к печкам. Вот… Брагину в том числе. Денька через три-четыре он уже будет подручным сталевара Черепанова. Н-да… И думал я вместо Брагина назначить старшим Трубникова. Вот так думал… Но, молодой человек, вижу — пока бригадира из тебя не получится.

— Я тоже так думаю… — буркнул Сережка.

— Помалкивай: ты еще не научился думать… Так вот, ребята, прошу учесть: скоро на подручных будет ба-а-аль-шущий спрос. За седьмой печкой пойдет восьмая. А там, глядишь, и на Магнитке загорятся огни. Могут сказать: а ну, златоустовцы, давайте свою гвардию. Мы должны дать. Ясно? Вот и весь мой сказ.

Зот Филиппович поднялся и пошел в свою конторку, прямой и строгий.

Ребята возбужденно загудели: не каждый день приходится слышать такие новости. Многим мартеновские печи снились в заманчивых снах, особенно Саньке Брагину. Чуть ли не в первую получку он тайком от всех купил широкую войлочную шляпу и синие очки. И вот — приходит время, когда он извлечет из тайника свои доспехи.

Сережка любил быть в центре внимания. Он подсел к Саньке. Изобразив на лице задумчивость, заговорил с притворной мечтательностью:

— И подымается наш бывший бригадир кверху, откуда эти черномазые ангелы орут на шихтарей… Поставит свои руки в боки и заорет: «Эй вы, черти, чего дрыхнете?»

— Дурак ты, — спокойно сказал Санька.

— Благодарю. Еще что скажешь? Умные речи приятно слушать.

— Завидуешь, вот и плетешь всякую ерунду.

— Я? Завидую? Вы ошибаетесь, сударь.

— Перестань, говорю.

— А что — осердишься?

— Ты меня сегодня осердить не сможешь. — Санька широко улыбнулся и хлопнул приятеля по плечу. — Пойдем-ка, брат, смену принимать.

В тот же день они едва не поссорились.

Перед самым обеденным перерывом в шихтарник пришла Валя Бояршинова. Она подозвала к себе Саньку и стала ему что-то говорить, Санька утвердительно кивал головой. Сережка поглядывал на них и отметил, что Санька краснеет.

Когда Валя ушла, Сережка, скорчив равнодушную гримасу, поинтересовался:

— Если не секрет, конечно, о чем это толковал с тобой наш комсомольский бог?

— Да так, ни о чем… — равнодушно ответил Санька. — Мероприятие какое-то проводит. После работы всем велела в красный уголок идти.

— Та-ак… Это понятно. Другой вопрос: а почему ты краснел?

Санька опять покраснел и сердито буркнул:

— Не твое дело. Не суйся, куда не просят!

Но окриком от Сережки не отделаешься.

— Эге-е! — протянул он. — Да тут какая-то собака зарыта!

Перед концом смены Валя опять появилась в шихтарнике. На этот раз беседовал с ней Сережка.

— Здрасте! Вам товарища Брагина? Они заняты: объясняют одному неотесанному новичку, что такое хорошо и что такое плохо.

Валя усмехнулась:

— Пустобрех ты, Трубников.

— Да? Это вам показалось. Ну, как ваше драгоценное здоровье, как вы дышите?

— Нормально.

— Это приятно.

Подошел Брагин. Сережка, сделав вид, что не замечает его, очень любезно говорил Вале, как бы продолжая начатый разговор:

— Тогда вот такое предложение… Понимаете, Валечка, я иду в кино и случайно купил два билета. Один оказался лишним. Не пойдете со мной?

— Сегодня некогда, а завтра пожалуйста.

— У меня как раз на завтра.

Санька был мрачнее тучи. Он сердито ткнул Сережку в бок:

— Чего торчишь? Иди в красный уголок!

— Вы сердиты? В чем дело, товарищ бригадир? — преувеличенно удивился Сережка.

— Потом поговорим. Иди!

Валя стала официальной:

— Брагин, не груби подчиненному!

Сережка пожал плечами:

— Нич-чего не понимаю! — развел руками и двинулся вслед за шумной ватагой ребят в красный уголок.

В этот день Сережка впервые видел такое множество заводских ребят и девчат, собравшихся вместе.

Цеховой красный уголок был заставлен деревянными скамейками. Скамьи отливали темно-бурым блеском. Предусмотрительные конторские девчата — известные чистюли — принесли с собой табуретки. Стоял нестройный гул. Кое-где пробовали затянуть песню.

Сережка и Санька сидели рядом. Брагин демонстративно отвернулся от своего приятеля.

— Бригадир, а, бригадир?

— Ну, что тебе?

— Какой ты серьезный сегодня! Скажи, для чего нас собрали?

— В прятки играть.

— Похоже. Речи, наверно, будут?

Санька промолчал. Сережка вздохнул:

— Тоскливо сидеть с тобой. К девчатам перебраться, что ли?

Но не успел. На низенькую сцену бойко вбежала Валя, вытянула вперед руку, повелительно сказала:

— Тише, товарищи!

Говор постепенно смолк. Валя, видать, привыкла и любила командовать своими неугомонными сверстниками:

— Прекратите шум!

Раздался придирчивый голос:

— А почему объявления не было? Зачем собрали?

— Для чего тебе объявление? Чтобы сбежать за пять минут и сорвать мероприятие? — спросила Валя придирчивого парня, погрозила ему пальцем. — И вообще перестань, Костя!