Земля родная

Санька остановил тачку:

— Здравствуйте!

— Наше вам с кисточкой!.. Это твой работничек, да? — спросил Антипчук Черепанова и продолжал, обращаясь к Саньке: — Работничек!.. Вижу я — зря ты хозяйский хлеб жуешь. Разве так работают? Надо, чтобы спина была в мыле!

Если бы рядом с этим нахальным канавщиком не было Черепанова, которого Санька считал своим учителем, то Антипчук, наверное, отведал бы силу Санькиного удара. С трудом сдерживая гнев, Санька сказал:

— Какой я тебе работник? Я — подручный сталевара. Понял? А ну — отойди!..

— Что ты сказал, сопляк?

— Добром говорю — не привязывайся! Дядя Матвей, убери ты его, а то, честное слово, разукрашу!

Матвей покачал головой.

— Ты что же это, Лександра, какой неуважительный? Человек, может, добру тебя хочет поучить. А ты волком глядишь. Пошли, Антипчук.

Обнявшись, они пошли в избу.

На огороде вместе с Санькой работала тетка Настя, жена Матвея, — выдирала из земли засохшие будылья подсолнухов.

— Тетка Настя, там дядя пришел.

— Да, слышала я. Пьяный опять?

— В дымину.

— Вот наказанье-то!

В избе в это время происходило вот что.

С грохотом открылась дверь. Так хлопал только отец. Фрося услышала его злой голос и поняла: опять пришел пьяный.

— Расселась, барыня-сударыня. Мечтает… А мать, между тем, надрывается.

Он сердито бросил в угол брезентовые рукавицы, туда же полетела спецовка.

— Раздевайся, Антипчук!

— Может быть, в другой раз…

— Без разговоров! — И к Фросе: — А ты иди к матери, помоги!

Фрося спокойно отвернулась от окна, посмотрела на отца прищуренными глазами:

— Я только что с работы пришла. И маме надрываться нечего. Кто ей велит?

Отец оглушительно загремел ковшом, сердито плюхнул воду в рукомойник:

— Кто велит? Родная дочь велит! Расселась тут, а мать скотину убирает. Совсем не жалеешь старуху. Где мыло?

— Мыло на месте лежит… Зато ты жалеешь маму. Каждый день пьяный приходишь.

— Не указывать! — загремел отец. — Позови племянничка.

Фрося неторопливо вышла. Вернулась вместе с Санькой. Матвей сунул ему десять рублей.

— Это зачем? — удивился Санька. — Бутылку водки. Бегом!

Санька спокойно положил десятку на кухонный столик:

— Не пойду.

— Как это — не пойдешь? Должен услужить мастеру. Ты у кого в подручных ходишь?

— Не пойду! Это в старое время подручные за водкой бегали. — И хлопнул дверью.

Матвей погрозил ему вслед кулаком:

— Ты еще наплачешься у меня! — И коротко приказал дочери: — Сбегай!

Фросины щеки покрылись алым румянцем:

— Не пойду! То тебе за водкой бегать, то возле скотины кружись. Рад всех нас в гроб загнать. — Еще никогда не разговаривала она с отцом так резко. — Целое стадо развел. Нам одной коровы хватит. Вот тогда и стану ухаживать.

— Молчать!

Но Фрося уже не могла молчать:

— В горсовет, в горком пойду!

— На отца? На родного отца доносить?

— И донесу! Не будешь делать из нас батраков!

— Донесешь?

Отец подскочил к Фросе, замахнулся, но не ударил. Занесенный кулак остановился в воздухе. Фрося даже глазом не моргнула, и это спокойствие оказалось сильнее.

Матвей страшно выругался, тяжело грохнул дверьми и стремительно выскочил на двор срывать зло на жене. Вслед за ним выбежала и Фрося. Антипчук, смущенно ерзая на табуретке, остался в избе.

Саньки на дворе уже не было. Размахивая тяжелыми кулаками, Матвей подлетел к жене.

— Убью!

У тетки Насти в руках были железные вилы, и она выставила их ему навстречу.

— Только тронь!

Вся семья восстала против Матвея. Ему оставалось одно — вернуться в избу, к своему пьяному приятелю.

— А ну их всех к лешему! Пошли, Антипчук, в кабак.

На другой день Матвей Черепанов, злой и молчаливый, погнал корову и двух овец на базар. Его семейная жизнь стала давать заметные трещины.

В этот же день Санька забрал свой сундучок и перебрался в общежитие. А через несколько дней с помощью Вали Бояршиновой, от которой он ничего не утаил, его перевели подручным к Мирону Васильевичу Панкову. Третьим подручным у Черепанова вместо Брагина стал Сережка Трубников.

Но самое позорное произошло вскоре: из родительского дома ушла дочь. Фрося Черепанова переселилась в молодежное общежитие.

Глава 8 ГРАНИТ НАУКИ

Казалось, что в этот поздний вечерний час во всем огромном молодежном общежитии был один только Санька. Он сидел за столом, склонившись над тонкой книжицей. Читал, положив локти на стол, охватив обеими руками голову. Пальцы его беспрестанно ерошили прямые непокорные волосы — это, видимо, помогало ему усваивать премудрости сталеварения. Жители общежития разбрелись, кто куда: одни — в кино, другие — в клуб, третьи — к девчатам. Только мелодичное позвякивание посуды на кухне говорило о том, что здесь, кроме Саньки, была еще одна живая душа — уборщица тетя Дуня.

Санька не только читал: рядом с книжкой лежала ученическая тетрадь, временами он делал в ней короткие записи. Иногда он отрывался и от книжки и от тетрадки, устремлял задумчивые глаза в угол и беззвучно шевелил толстыми губами.