Пять-семь лет назад ядро тракторных бригад составляли механизаторы эмтээсовской выучки, сейчас их единицы: 7 из 60. И молодежи мало, в возрасте до тридцати лет 16 человек, основная масса, как говорится, в годах, от сорока до пятидесяти. Династий почти нет. К таким можно отнести лишь семью Александра Шаврова: сам тракторист и три сына трактористы. Еще у пятерых по одному сыну на машинах. Вот и все. А бывало, великой честью считалось посадить сына на трактор.
Сложно ответить на такой вопрос: какова степень привязанности нынешнего тракториста к родной земле? Не подлежит сомнению, зависимость работника от урожая почти не ощущается. Получает он за норму выработки, и пусть колхоз «сработает» с убытком, механизатор от этого не страдает, зарплата выплачивается без задержки. Исчезла и прежняя, так сказать, осязательная связь человека и земли. Нынешний полевод руками ни к земле, ни к ее продукту почти не прикасается. Из всех органов чувств, через которые в душу проникает «власть земли», действующим осталось только зрение. Он видит поле, но не вдыхает его запахов (солярка и железо все забивают), не слышит шелеста хлебной нивы (гул мотора все покрывает), не ощущает волшебного тепла нагретого солнцем колоса, осенней стылости зяби, весомости картофельного клубня.
Казалось бы, ну все: кончился земледелец! А ничего подобного. Много лет приглядываясь к трактористам, замечаю я в них новую черту, какое-то сложное смешение качеств земледельца и заводского рабочего. Богатство и тонкость чувств, формируемые природой, соединяются с осознанием собственной силы и власти над землей, рождаемых машиной, и создают постепенно новый характер, который нам еще предстоит понять и оценить.
Я очень люблю этих людей, спокойных, полных достоинства, безотказных трудяг, смекалистых, не знающих безвыходных положений и очень добрых и щедрых душевно. Вижу, как переживают они, когда в поле под дождями и снегом гибнут плоды земли и труда, их радость и смысл жизни.
Следующая группа коренных — животноводы. Вторая по численности, а нередко и первая. В колхозе имени В. И. Ленина работников ферм — 56. Что сказать о них? Во-первых, исчезли такие профессии, как свинарка, птичница, конюх, остались доярка, скотница, овцевод, телятница. Это — результат специализации. Сейчас редкость — встретить в хозяйстве все виды скота и птицы. Во-вторых, изменилось и содержание профессии. Хотя доярка по-прежнему называется дояркой, но из прежних функций ее профессии осталось две — доить и кормить, а часто и одна — доить, таких уже называют операторами. Разделение труда на ферме стало обычным делом, работать куда легче. Однако на заработках это не отразилось, животноводы — самая высокооплачиваемая категория. В колхозе, о котором речь, доярки и телятницы получают по 250—270 рублей, пастухи значительно больше, на дойном стаде, бывает, до 500 доходит, но их работа все-таки сезонная.
Пришли на фермы и мужчины. Их привело туда то же разделение труда плюс механизмы. Появились в штатах ферм слесари, скотники и, конечно, трактористы с кормораздатчиком, бульдозером, тележкой. Обслуживание ферм повсеместно становится функцией механизаторской.
Самое тревожное — возраст животноводов. Моложе 30 лет всего-навсего 5 человек, 6 уже пенсионеры, 18 уйдут на отдых в течение двух лет. Чуть не половина отряда к концу пятилетки оставит фермы. Положение кажется безвыходным. Если за это время колхоз не сумеет зазвать работников со стороны, единственная надежда — шефы. Они уже и так выполняют авральные работы: вышли из строя в сильные морозы транспортеры и поилки — завод присылает парней лопатами выгружать навоз и с ведер поить коров.
О группе полеводов в прежнем значении слова, то есть о работниках, занятых на конно-ручных операциях, можно сказать немногое. Десяток человек на колхоз — это не сила, она почти что и в расчет не берется. Люди, как правило, предпенсионного возраста или с ограниченной трудоспособностью. Но нужда в ручном труде не исчезла, доля его еще велика, особенно на уборке льна и картофеля, и выполняется он сплошь приезжими — заводскими шефами, студентами, наемными бригадами.
Восторгаясь механизацией, забываем мы, что на нечерноземном поле ручной труд исчезнет нескоро. Вот сенокос. Машинами скашиваются только сеяные травы, то есть пахотные угодья, а так называемые естественные сенокосы — по-прежнему косой. Можно косу заменить ручной косилкой? Да, и с успехом. В Старицком районе, например, каждое лето сотни гектаров закустаренных пожен, оврагов, придорожных полос выкашивают этими самыми косилками. Если уж горожанину неизбежно ехать в деревню на сенокос, так пусть он не литовкой машет (у него и навыка нет), а возьмет в руки косилку с моторчиком (к мотору он более привычен). Но беда та же — косилка дефицит.