Земля (сентябрь 2007)

Наутро, ковыляя через мост Академии, я еще раз взглянул на музей Гуггенхайма, эти «наносы дряни», как выругался классик. Эрнст, Малевич, Дюшан и Дали, рождение, прости Господи, жидких желаний. Хорошо, что они хоть не ставили в древних камерах воющие телевизоры. Зачем и кому, кроме чертей и балбесов, нужно видеть их именно здесь, по соседству с храмом Салюте, где резная Мадонна спасает Венецию от чумы? Стало быть, от новейших ис кусств не спасла и она. К счастью, меня ждет Беллини. Но, с поправкой на окуня и сухое, к нему я подался значительно позже, побаиваясь ажиотажа. И не напрасно: около Фрари всегда столпотворение, а я уже еле стоял на ногах от жары и графина. Пенсионеры, блондинки, экскурсанты, матерящиеся на родном, японки с мороженым, арапы, недозволенным образом продающие сумки, и снова пенсионеры - в гондоле, с нанятым аккордеоном.

«Как смешно, - думал я, глядя на ровную стену из спин, рюкзаков, длинных локонов и ядовитого цвета маек. - Та девушка, в десяти шагах впереди, под руку с кавалером, странным образом напоминает другую, мне донельзя знакомую. Рост, фигура, походка». Я чуть ускорился, догоняя, - и гулявшая пара моментально перестала казаться забавной. Дело в том, что на свете есть люди, которых, как бы вы того ни хотели, вы уже не научитесь не узнавать.

II.

Десять лет назад мы познакомились в университете. Невест положено было отыскивать на филологическом, там же развивались и сюжеты с менее удачным финалом. Она была преувеличенно ти хой, домашней: мягкий голос, роди тельский дом, конечно, на метро «Аэропорт», прилежная расшифровка днев ников одного довольно унылого славянофила, вязаный свитер, интересный моим неумелым рукам второкурсника. Я был ужасно влюблен: водил ее по бульварам, пугая рассказами о художнике, что лаял в те годы собакой, и еще об одном, драчливо-сортирный промысел которого вряд ли был правильной темой в процессе ухаживаний, но мне уж очень хотелось соригинальничать. Да что уж там - мне страсть как нравилось современное чудо-искусство, такое лихое и бравое, а также «вменяемое и адекватное в выборе дискурсивных стратегий», как писали в тогдашних журналах. В восемнадцать лет еще не стыдно быть умным и очень продвинутым. Ей, кажется, нравилось, что я нес, - до меня о перформансах с актуальными акциями она и не подозревала.

А потом она меня бросила. Кажется, не за-ради кого-то, а попросту я ей наскучил или были иные причины, мне до сих пор неведомые. Я очень долго страдал, причитал, ныл и надоедал ей, уже безразличной, а после, наконец, успокоился. Кроме меня, она вроде покинула и славянофила, получила диплом, переехала в менее интеллигентный район, а еще, сильно позже, завела себе долговязого недоросля. Того самого, что таращится на меня возле Фрари - пока я сообщаю ей, шокированной моим появлением, что, мол, приехал, недавно, у друга, Беллини, впервые, мансарда, сухое, походка, нечаянно, рад. «А ты на биеннале?» - спрашивает она уверенно. Я сомневаюсь, как лучше ответить. Нет, я скорее по части камней и церквей, инсталляции - это, конечно, достойно внимания, но в этот раз без меня и т. п. Выясняется, что она здесь по делу: занимается русскими выставками, важный куратор и специалист по контемпорари арт. Я уважительно что-то поддакиваю. Им нужно на самолет, извини, было мило так встретиться. Провожая глазами куратора под руку с некуратором, уходящих по-быстрому прочь в совершенно чужом городе, я понимаю: Беллини и Фрари сегодня меня обо ждут. Я присаживаюсь в первом попавшемся заведении и предсказуемо выбираю холодное и дешевое. Когда небеса издеваются, грешники от огорчения напиваются.

Они опоздали на самолет. Я был найден по телефону все в том же кафе (позади еще полграфина) и торжественно обещал приютить их - ибо семья Контарини, графиня де По линьяк и друг мой Глеб отлучились на время. Мы принялись жить втроем в одной комнате, в разных углах. Той же ночью, глядя на их суету возле простынь, дорожных баулов, расчесок, сорочек и джинсов, я думал о том, сколько раз нечто схожее повторялось со мной - в роли того же нескладного мальчика, что готовится спать рядом с ней. Вроде того, но другого. Он, кажется, изготовляет арт-видео - надо полагать, актуальное и дискурсивно продвинутое. Исполать ему. Но как она ладно, прелестно сидит на подоконнике - церковь Санта-Мария-дель-Розарио в полутьме за окном ей так гармонично подходит. Я обнаглел и спросил у видеомейкера, сколько лет ему. Два дцать. Когда я гулял ее всеми бульварами, ему было десять. А когда переживал и отчаивался - уже одиннадцать? или двенадцать? Я позабыл. Только они улеглись, обнялись и заснули невинным сном благопристойных гостей, я обнаружил, что не чувствую ничего. Нуль, пустота и глухая могила - на том месте, где у мальчика-второкурсника была ревность к дневнику одного несомненно унылого славянофила и еще уйма прочих страстей. Брысь, немедленно спать. В Венеции сон недолгий - до первых колоколов.