Джек был наслышан об эльфах, об их красоте и сверхъестественном могуществе. Христианам в них верить не полагалось, но ведь и в троллей христиане не верили, а вот Джек видел троллей собственными глазами. Жаль, что здесь нет Барда! Старик уверял, что ничто так не завораживает, как эльфийская песнь в сумерках. Ни одному барду не дано ее превзойти!
Источник Святого Филиана бил ключом из-под земли — и вода по трубе через дыру в стене отводилась к черной яме по другую сторону. Изначально, как предполагал Джек, ручеек тек через поля. Или, может, впадал в озеро.
«По нраву ли эльфийской госпоже, что монахи воруют ее воду? — думал Джек. — Наверное, поэтому она и не в духе?»
Рабы между тем согнали недужных к краю ямы, а семьи выдворили за дверь.
«Если бы мы только подождали, — посетовал про себя Джек. — Мы могли бы увести Люси с собой».
Но, чего доброго, рабы задержали бы ее силой, и осталась бы она одна-одинешенька в толпе безумцев, без всякой защиты.
Монахи между тем пустили по кругу мех с вином.
— Отменный напиток, — похвалил один.
— Испанское, — откликнулся другой. — От того самого графа, который просил святого Освальда помочь ему ограбить соседа.
— И что, помог?
— А как же! Сосед-то был язычником!
К вящему удивлению Джека, больным завязывали глаза. Все покорно подчинялись, кроме Гутлака, одержимого крупным бесом. Его пришлось повалить на землю и связать веревкой. Он извивался, ревел, клацал зубами, но рабы быстро с ним совладали — скрутили как гусеницу в коконе. А сторожем приставили к нему Брута.
Уж этот Брут… Для Джека он по-прежнему представлял неразрешимую загадку. Мальчуган не мог не восхищаться Брутом за то, что тот свято исполнил последнюю волю матери. С другой стороны, он хнычет и пресмыкается как жалкий червяк. Как например сейчас, перед статным монахом в безупречно белой рясе.
— Недужные! — воззвал монах, и во дворе разом воцарилась тишина. — Исцеление близко! Святой Филиан осенит вас благодатью и изгонит прочь бесов, что терзают ваш разум. Бесы просто так не уйдут. Они станут визжать вам в уши и царапать вас своими мерзкими когтями, дабы завладеть вашей душой. Но укрепитесь в вере. Мы одержим победу. Брут, сядь-ка вот на этого, — добавил монах, понизив голос. — Готов поклясться, тут угнездился сам Вельзевул.
— Да, возлюбленный господин, — отозвался Брут, усаживаясь на грудь Гутлака.
«Это, видать, сам аббат, отец Суэйн», — подумал Джек.
К краю колодца рабы подвели Джоселин, девочку, что мучилась ночными страхами. Она жалобно постанывала. Ее поставили спиной к воде.
— Нет, нет, нет, нет, — причитала она.
— Это бес в ней говорит, — заверил отец Суэйн прочих страдальцев.
Глаза у всех были завязаны, и люди не видели, что происходит.
— Пожалуйста, не надо, ну пожалуйста, — молила девочка.
Раб грубо толкнул ее, и Джоселин с визгом опрокинулась в яму. Джек вскочил на ноги. Крик девочки потонул в громком плеске, и сей же миг снизу послышались громкие вопли и завывания. Казалось, все дьяволы ада восстали из бездн и теперь пытались отбить бедняжку.
С высоты Джек отчетливо видел, что происходит в воде. Рабы швыряли Джоселин туда-сюда, как мешок с тряпьем. Окунали ее в воду, щипали, дергали за волосы, хлестали по лицу. Джек покрепче вцепился в ясеневый посох. Он ничем не мог помочь девочке.
— Не обращайте внимания, — нараспев увещевал аббат. — Сатана упрям, но святой Филиан одержит верх.
Должно быть, Джоселин потеряла сознание: крики смолкли. Насквозь мокрую девочку подняли вверх по лестнице и уложили на траву. Некоторое время она лежала как мертвая, но вот по телу ее прошла судорога и бедняжку вырвало прямо на землю.
— Отнесите ее в сад и привяжите к дереву, — распорядился аббат Суэйн. — Мать заберет ее утром.
В голосе святого отца не слышалось ни тени жалости — как будто речь шла о шелудивой собаке!
Глава 14
Землетрясение
Одного за другим недужных ставили спиной к колодцу и сталкивали вниз, на потеху мучителям-рабам. Джек ненавидел их лютой ненавистью, но, однако ж, сознавал, что эти люди — приговоренные преступники, милосердию чуждые. Другое дело — монахи. Они то и дело разражались одобрительными возгласами, словно при игре в мяч, и заключали пари, кто из больных продержится дольше прочих, не теряя сознания. Джеку они внушали глубокое омерзение.
Последним был Гутлак в веревочном коконе. Глаза ему не завязывали: никто не хотел оказаться в опасной близости от лязгающих челюстей. Двое рабов отволокли его к яме и спихнули вниз.
— Byyyyуyyx! — ревел Гутлак, точно разъяренный медведь, летя вниз.
Боевого задора он отнюдь не растерял. К вящему удовольствию Джека, он вонзил зубы в первого же раба, что протянул к нему руку.
А затем случилось страшное. Рабы погрузили его в воду и, не давая бедняге подняться на поверхность, продолжали демонически завывать и вопить как ни в чем не бывало. Джек похолодел от ужаса. На его глазах хладнокровно убивали человека! Даже монахи и те возмутились.
— Отец Суэйн! Он слишком долго пробыл под водой! — крикнул один.
Аббат неспешно подошел к краю колодца. Посмотрел вниз, поразмыслил над тем, что видит.