Земля шорохов. Поместье-зверинец

— Что это было? — спросила она меня.

При своих ограниченных знаниях испанского языка я сделал все возможное, чтобы объяснить тайну воздушных ям, и в основном мне это удалось. Она потеряла всякий интерес к истории с родственницей и стала нетерпеливо ждать новой воздушной ямы, чтобы полностью насладиться ею, ибо, как она объяснила, к первой она не была подготовлена. Вскоре она была вознаграждена прекрасной воздушной ямой и приветствовала ее восторженным визгом и взрывом довольного смеха. Она вела себя как ребенок, катающийся на ярмарке с «американских горок», и считала все это особой услугой, которую авиакомпания оказывала ей ради ее увеселения, — чем-то вроде только что съеденного завтрака. Остальные пассажиры, по моим наблюдениям, не испытывали такого удовольствия. Они сердито смотрели на мою толстую соседку, и лица их с каждой минутой становились все более зелеными.

Теперь мы летели над совсем высокими холмами, и самолет то падал, то взмывал вверх, словно потерявший управление лифт. Человек, сидевший по ту сторону прохода, стал зеленым до такой степени, до какой, по моим прежним представлениям, человеческая кожа доходить не могла. Моя соседка тоже заметила это и стала само сострадание. Она наклонилась к нему.

— Вам плохо, сеньор? — спросила она.

Он молча кивнул.

— О, бедняжка, — сказала она, покопавшись в своей сумке и вытащив огромный пакет с липкими и пряными леденцами, — они очень хорошо помогают от болезни, угощайтесь.

Бедняга взглянул на ужасную слипшуюся массу в бумажном пакете и отчаянно замотал головой. Дама пожала плечами и с жалостью посмотрела на него. Потом она кинула себе в рот три конфеты и стала энергично и громко сосать их. И тут она вдруг заметила то, что прежде ускользало от взгляда ее зорких глаз, — пакет из оберточной бумаги, засунутый в карман на спинке кресла впереди нас. Она вытащила его и заглянула внутрь, по-видимому надеясь найти там еще один щедрый подарок доброй авиакомпании. Увидев, что пакет пуст, она подняла на меня озадаченный взгляд.

— Для чего это? — шепотом спросила она.

Я объяснил. Она подняла пакет и быстро окинула его взглядом.

— Ну, — сказала она, подумав, — если бы мне стало нехорошо, то потребовалось бы что-нибудь повместительнее.

Человек, сидевший по ту сторону прохода, бросил взгляд на ее объемистые формы и на маленький бумажный пакетик. Слова ее вызвали в его воображении такую картину, которой он уже не мог вынести, и, круто нырнув за собственным пакетиком, он зарылся в него лицом.

Когда в конце концов самолет сел и мы вышли, у всех пассажиров, кроме моей соседки и меня, был такой вид, словно они только что испытали на себе свирепую силу урагана. В вестибюле аэропорта ее ожидал сын, человек с приятным лицом и по объему — точная копия своей матери. Пронзительно крича, они заколыхались навстречу друг другу и обнялись со всего размаху так, что заходили ходуном их жирные телеса. Когда они кончили обниматься, я был представлен и осыпан благодарностями за заботу о своей попутчице. Шофера, который должен был меня встретить, на месте не оказалось, и вся семья Лиллипампила (сын, жена, трое детей и бабушка) стали рыскать по всему аэропорту, словно гончие, пока не нашли его. Они проводили меня до машины, обнимали, приглашали посетить их во что бы то ни стало, когда я буду в Сальте, и долго стояли, солидные, толстые, улыбаясь и махая руками вслед моей машине, которая увозила меня в Калилегуа — туда, где мне предстояло жить.

Доброта аргентинцев проявляется с сокрушительной силой, и, высвободившись из объятий семьи Лиллипампила, я чувствовал, что у меня болит каждая косточка. Я дал шоферу сигарету, закурил сам, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Мне казалось, что я заслужил минутную передышку.

Жужуй

Все вызывало мое восхищение — и изящество трав, и незнакомые растения-паразиты, и красота цветов, и глянцевитая зелень листвы, а больше всего роскошная пышность растительного покрова вообще.

Чарлз Дарвин. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»