Земля святого Витта

Борис ничего не ответил, у него как-то не было слов на подобный случай. Похоже, произошло много чего, и судили их двоих, и навесили кучу статей, а экс-палачу припомнили еще и жлобские цены на тюльпаны к восьмому марта. Рыбка-Щучка наворочала делов - будь здоров. В чем виноват, в чем не виноват - за все присудили. Теперь, мол, сиди в Римедиуме, где все деньги - твои. Впрочем, тут же не чеканят золота! Нужно будет Щуку на этом, того... ну, прищучить, что ли. Мало тут денег, раз нет золота! Все свое состояние держал Борис в империалах, сменять здешнее серебро на них можно было, кроме исключительных и редких случаев, лишь у киммерийских евреев - а откуда евреи в Римедиуме? В общем, нужно чуть присмотреться, нет ли тут какой выгоды - и сваливать. Хоть в Вологду. Начальный капитал есть, а там трава не расти. Впрочем, это только одно желание. А должна Щука больше. Думать надо, думать, не может быть, чтоб рыба да офеню перехитрила.

Где-то вверху послышался сложный, из нескольких нот, свист. Борис знал, что так разговаривают castor sapiens, рифейские бобры, но языка этого не понимал. Илиан еле ворочал языком и ответить, видимо, не мог. Впрочем, бормотать он продолжал.

- Говоришь, Дунстан? Затылок твой помню, бритый...

Свист понизился тоном.

- Кончай материться, я по вашему понимаю... Ты мне докладывай - можно тут жить... или... или... харизма.

Бобер, по-прежнему невидимый, перешел на сложный, двойной свист в неопределимой гамме, явно что-то подробно рассказывал. Борис маялся неведением и ждал хоть какого-нибудь перевода, разглядывая голый потолок и голые стены; вскоре он смог повернуть шею в ту сторону, где свистел бобер. Зрелище оказалось неважным: бобер стоял за железной решетчатой дверью, сквозь которую, наверное, мог бы легко пролезть, но человек для таких ячеек великоват. Экс-палач и экс-офеня сидели за решеткой.

- То есть как это с одна тысяча девятьсот шестьдесят?.. - потрясенно выговорил Илиан разбитым ртом. - А деньги тогда откуда? Делает их кто, спрашиваю?

- Илиан Магистрианыч, что он говорит? - взмолился Борис.

Бобер продолжал свои фиоритуры, в которых, прислушавшись, можно было уловить повторение некоей если не мелодической, то ритмической схемы, кажется, sapiens что-то перечислял. Илиан от вопроса только отмахнулся, мол, "дай дослушать". Но и ему в конце концов надоело, видимо, бобер пошел жаловаться на жизнь. Говорить палачу было больно и трудно, он лег на спину, выдохнул, помянул мать в женском роде и харизму в мужском, помолчал, потом сделал подельнику одолжение - заговорил.

- Вот оно, бля, харизма, то самое главное. Выходит, харизма, ни хрена здесь никто с одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года ни единой монеты не начеканил. Нет специалистов, вообще тут почти никого нет - с нами вместе и с бобром населения шестнадцать рыл. Как помер какой-то с непонятным именем, который один сорок лет серебро и плавил, и чеканил - все прессы стоят ржавые. Деньги, что отсюда привозят - все из старых запасов. Серебро пока есть, а медь уже кончилась. То-то вся мелочь у нас истертая какая-то... Серебра тоже не очень. Здешний главный нынешний, не понял, харизма, как его по эдакой матери, требует с Киммериона мастеров, а получает... нас с тобой. Едят тут, что в теплице вырастет и что с козы возьмешь. Бобер сваи грызет. Кинофильмы смотрят трофейные, киномеханику седьмая дюжина идет, кина, свистит, тоже скоро не будет. Да и кино без перевода непонятным языком идет, главный все требует бормотателя, чтоб переводил, а присылают... нас с тобой. Баб он требует, последняя померла три зимы тому назад, а присылают... нас с тобой. Словом, не жизнь тут, а харизма необитаемая...За нас с тобой два фунта серебра здешний главный инкассатору насыпал и сказал, не даст больше, пока самое малое трех баб насмерть не засудят и сюда не пришлют...

- Трофейные? - не нашел Борис ничего умней.

- Трофейные... Это, небось, как на змееедов ходили войной, так с тех пор трофеи. Давно было, тогда еще с Мангазеи офени приходили, куда-то делись теперь. Ты, офеня, не знаешь, на Мангазею бомбу сбросили, или она теперь режимная?.. Словом, не знаю. Знаю, что влетели мы с тобой по самую маковку в... харизму. Я думал, тут цеха, чеканка, серебро с медью да свой брат палач непременно, а тут одна коза сплошная и безбабство.

- Вам-то жаловаться грех, - Тюриков попытался перехватить инициативу Вас тут к оранжерее приставят, а вам это дело привычное.

- Мне? Кто мне тут цветы даст выращивать? Козе, что ль, на восьмое марта тюльпаны дарить? Гиацинты?

- А что, не будет коза гиацинтов? Ты, харизма, кончай издеваться! Тут коза для другого...