"Наши братья по Рифею. Никогда покойник не принял бы такого дара! Честный бобер вообще ничего у людей не берет в подарок, - только покупает. В подарок только у своих можно. Вот есть честные бобры - им в подарок, бывало, друзья даже новые зубы дарили... Эх, не те пошли времена, никто теперь зубов тебе не подарит!" - Пэрч приметил, что переходит на скользкую и больную для жителей всех трех дачных Мебиев тему, на отсутствие приличного зубопротезиста, и быстро засвистел о другом. "А мне на Обрате говорили, что главный у людей, называется он император, который на империале, новую графу в паспорт ввел: "подробная национальность". Я не понял ничего сперва, а мне этот еврей-меняла объясняет, что раньше были люди в Киммерионе русские, а теперь - киммерийские русские. Он тоже теперь - киммерийский еврей. Национальность редкая, и он этим горд, как только киммерийскому еврею и можно гордиться. Так чем плохо, спрашиваю. Потому что если бы он всем доволен был, то рассказывать бы не стал, характер у него подлючий, человечий, и наглый тоже весь из себя эдакий. Он мне и говорит: вот был ты, Пэрчик, по национальности - бобер. А теперь ты - киммерийский бобер. И так тебе в паспорте и запишут. А откуда у меня паспорт?..."
"Покойный Кармоди не раз мне говорил: не миновать нам паспортизации, раз мы с людьми на биоценоз пошли..." - тактично свистнул Бух, напоминая, что никакие рассказы без упоминания положительных качеств покойного во время фин-ахана неуместны. "Непромокаемые, поди, нам-то дадут, в корочках..."
"Да... паспортные корочки - это ж прелесть..." - не удержался Укс, родной брат покойного. "Помню, как дождь на Криле был из корочек, я пять штук съел. Не сытно, но вкусно, вкусно... Хорошо тогда погрыз, пожевал..." Укс тут же опомнился; "И покойник, помню, корочки ел и нахваливал очень, свистел, ароматные корочки, от партбилетов особенно - тайгой пахнут, лесоповалом, колониальным товаром, бакалеей всяческой, бананами сушеными, всякой сублимацией, другой вкуснотой... Знатный вкус был у покойного первостатейнейший! Одиннадцать жен похоронил, и все как одна такие превеликие мастерицы были - и нагрызть, и подпилить, и вычистить, и опохмелить, - и красавицы к тому же, как сезон для красоты придет..."
"Великобобрче, да это я что, с паспортом плавать буду?" - возмутился Бух, - "А если я лопать захочу, я ж не удержусь, корочку съем и бумагу с ней - будь она сто раз немокнущая!"
"Бумага, - да чтоб мне Пэрчем никогда не называться! - обещана в новых паспортах вечная: не горящая, не мокнущая, неугрызимая. Еврей говорил! Да и не бумага это будет, а вф... вф... фафф... Ваффр... Вольфрамовый сплав какой-то!" - договорил Пэрч, не обращая внимания на ехидные взгляды и свистки: сочетание "в" и "ф" всегда плохо высвистывалось, если зубы - не от мастера Дунстана. А где он, мастер Дунстан? Сами его в Римедиум со зла друг на друга сдали, сами теперь без зубов и остались; в Римедиуме у людей какая-то чумка случилась.
Секрет вытачивания запасных, новых, съемных зубов пропал вместе с Дунстаном Мак-Грегором, и у кого еще сохранился старый протез - тот берег его пуще родного толстого хвоста. А новые мастера, братья из фирмы "Мебий и мать", не владея великим искусством загубленного Дунстана, на свою монопольную до поры до времени продукцию подняли цены втрое. Не по карману простому бобру протез в четыре железных ствола ценой, а он, протез подлый, года не пройдет, как об корешок елочный переломится. Впрочем, все трое братьев на фин-ахан плыть отказались, пожаловавшись на невозможность оторваться от работы: день и ночь грызут они рыбий зуб, чтоб другие бобры могли нормально питаться. То ли дело был старик Дунстан! Пэрч вдруг вспомнил о покойном Кармоди что-то и вправду хорошее, и ринулся свистеть свою мысль на всех обертонах.
"А помните, бобры добрые, как покойник с Дунстаном Мак-Грегором душа в душу жили! Как ни хоронит покойник жену - так все хлопоты на себя Дунстан берет, всех сам на фин-ахан созывает, по хозяйству хлопочет, покуда покойник плачет-убивается! Всегда угощение мелко-мелко сам нагрызет, по хатке расставит - любо-дорого, и вкусно так! Грызешь, помню, грызешь на поминках не нагрызешься! Стружку ясеневую готовил особенную, так не ясень был у него, а чистый каштан-банан! Так и ждешь - когда ж покойничек снова женится!.."