Земля Святого Витта

На всякий случай в «Вечернем Киммерионе» с большой научной статьей выступил академик Гаспар Шерош, и разъяснил, что когда-нибудь запасы бивней могут и кончиться, но на ближайшие тридцать поколений этого добра у Киммерии хватит; ну, а слух о запрете делать из бивней термосы даже опровергать не стали: все одно что обручальные кольца на свадьбы запрещать. Как, спрашивается, люди тогда жениться будут? С помощью чего? Простодушные киммерийцы посмеялись над своей же пьяной дракой и даже попросили снять с бобров подписку о невыплаве. Александра Грек смилостивилась, тем все и кончилось. И больше ничего существенного до конца своей долгой жизни (забежим вперед на пять-шесть дюжин лет) Варфоломей Иммер не украл. Не хотелось. Однако появились в скором времени у Варфоломея другие сложности в жизни, и о них рассказано в другой книге, — впрочем, тем же автором. Мною.

Тут бы этой главе и конец, да уж больно времена тогда на дворе интересные стояли — жаль переходить на другие темы. Поэтому, рискуя быть неправильно понятым, о тех временах еще расскажу ну хоть самую малость, хоть на самом донышке стакана покажу.

Времена стояли в мире удивительные и сами на себя не похожие, такие никакие Нострадамусу не мерещились, и даже Охромеишна блеяла всё про них неправильно. Один лишь во времена матушки Екатерины живший просветитель Григорий Кучеляба, чьи рукописи на старокиммерийском языке все до последнего листика сохранены в Академии Киммерийских Наук, — хотя не изданы, ибо не изучены (очень уж длинно писал просветитель, витиевато да к тому же с грамматическими ошибками), — один лишь он такие времена предсказывал. Бывал тот Кучеляба и в России, и с графом Пигасием Блудовым дружил, и Сувор Палинский необычайное вдохновение обретал, читая его труды. Но Кучеляба, за которым, говорят, все кому не лень в жизни гонялись, а не поймал никто, упокоился вечным сном на Новом Кладбище Киммериона, и ежегодно на его могилу в условный сентябрьский день относят от графа Палинского большой венок из альпийских цветов. Читавший труды Кучелябы граф ни с кем своим мнением делиться не привык, удалившись на Камень своего имени и воспитывая там очередного наследника для всероссийского престола. Гаспар Шерош все откладывал изучение трудов Кучелябы до будущего года, и получалось так, что будущее, хотя и предсказано еще в восемнадцатом веке, хотя и наступает — однако никому оно из тех, кому разговаривать охота есть, неизвестно. А кому оно известно — тем разговаривать о нем совершенно не хочется.

Может, и лишне поминать здесь Пигасия Блудова и ушедший вместе с ним в воды какого-то особого, Тёлкиного, что ли, озера невидимый город — Господин Великий Блудгород, но где-то его упомянуть нужно, ибо он лишь по виду невидим, а на самом деле есть — как есть Хрустальный Звон, Киммерия, главный выигрыш в государственной лотерее, царство пресвитера Иоанна, еврейский город Самбатион, демон Максвелла, сфера Шварцшильда, машина фон Неймана, закон Ньютона, принцип нейтралитета и жареный лёд. Да, все это есть, — а вот тебя, читатель, именно тебя, не отворачивайся, это я тебе говорю, это тебя, то есть именно тебя нет, ибо в тебя никто не верит (не только великий писатель Павич, но даже я, а я в своем существовании всегда сомневаюсь и при этом своем сомнении как при мнении останусь). Ах ты Господи, не Тёлкино озеро, а Телецкое, на Алтае вроде бы, там-то Пигасий Блудов, человек музыкальный, ибо всеми музами всесторонне одаренный, занимаясь таинственными поисками Абсолюта, свой град и утопил на ту же глубину, на которую вознесся над Уралом превыше даже Киммерии граф Сувор Палинский на своем родовом Палинском Камне, и вот так достигнуто было в природе новое равновесие: один граф ушел вниз на две версты, другой вознесся на две версты вверх, чем и доказано было торжество оного равновесия, о котором в своих утраченных работах писали великие алхимики Раймунд Лоллий и Роджер Бекон, а позже хотел написать знаменитый Гаэтано, граф Руджиеро, но не успел, ибо был повешен в Берлине в 1709 году. И многие другие тоже ничего об этом не рассказывают, между тем равновесие в мире, хочешь ли, не хочешь ли — а торжествует!

Граф Пигасий Блудов аккуратно присыпал песком последнюю страницу своей рукописи о жизни загадочной Киммерии, глянул в окно, кивнул проплывающей мимо стекол знакомой щуке, закрыл тетрадь. Нет, сегодня еще не пришел час вступить ему в повествование. Зря он еще в царствование государыни Елизаветы снаряжал неудачную экспедицию для исследования берегов Новой Земли. Зря писал романсы на два голоса. Зря открыл пять брожений — простое, спиртовое, уксусное, молочное и слизистое. Зря изобрел целых два новых способа засола сельди, зря, наконец, летал на первых аэростатах.

Может быть, даже игру преферанс он зря придумал.

А может — не зря.