Земля святых

– Ну ладно, – промолвил бомж после некоторого раздумья, видимо на что-то решившись.– Нужно выбираться отсюда! Евграфий действуй!

Именно в тот момент, когда нищий произнес эти слова, что-то странное стало происходить с охранявшим их полицейским. Неожиданно для себя дежурный стал слышать тоненькие, как эхо в горах, голоса, которые наперебой твердили ему:

– Выпусти, выпусти, камера номер два, выпусти!

– Отпусти, ну отпусти же их!

– Отпускай, кому говорят, скотина пьяная!

Голоса его слегка напугали, но он принял их на счет выпитой им за обедом рюмки, и посчитал, что с пьянством нужно заканчивать, а то так и до белой горячки не далеко. Дежурный всю жизнь уж очень за свое здоровье боялся. Позже раздался пронзительный звонок – на проводе был начальник районного отделения полиции собственной персоной:

– Романюк, ты сегодня на смене?

– Так точно, я!

– Кто там у тебя сидит сейчас?

– Да бомж и мажор какой-то! Хулиганство мелкое – не поделили подаяние! – дежурный хмыкнул в трубку, радуясь своей шутке.

– Отпустить! – голос начальника стал тверже металла.

– То есть, как отпустить?

– А вот так! Вещи им все верни изъятые и на выход!

Романюк хотел было что-то возразить, но начальник уже повесил трубку. Не колеблясь, привыкший точно исполнять распоряжения начальства, и не задумываться над формальностями, он проследовал по коридору к злополучной камере номер два, в которой томились узники.

– Задержанные, на выход! – строго произнес он. Вид его был при этом сытый, сонный и ленивый, слова он растягивал до предела. Романюк никогда особо не вдавался в подробности виновности или невиновности правонарушителей. Это не входило в его компетенцию. У него были другие приземлено – житейские заботы – от него веяло домашним обедом и рюмкой дешевого коньяка  выпитой после принятия съестного, которое жена собрала на дежурство. Весь мир для него остановился в точке удовольствия вызванной блаженным расслабленным состоянием и покоем, изредка прерываемым резким телефонным звонком и тогда он, пересиливая лень, брал трубку и отвечал на многочисленные сообщения, фиксировал их в журнале, а потом, после окончания дежурства, передавал этот журнал сменщику.

На выходе из отделения скучающий неожиданно повернулся к Луке.

– Ну, всего вам, надеюсь, что еще как-нибудь еще встретимся!

– Уж это обязательно, не сомневайтесь!

И скучающий повернулся и пошел прочь, не оборачиваясь и не проронив ни слова.

Долго смотрел ему вслед бомж, а над головой его в вечерних сумерках отсвечивало последними отблесками заката, уходящее солнце. Когда в конце улицы скучающий посмотрел назад, фигура бомжа все еще была на том же месте, и опять его пробрал мороз – в лучах заходящего солнца увидал он одинокую фигуру нищего, и три тени за ним, одна – бомжа, другая – тощая, уродливая тень с крючковатым носом, и третья – собаки с острой мордой на длинных лапах, причем морда была развернута в его сторону, как будто собака принюхивалась, готовясь к прыжку. Однако в физическом мире этих двоих не существовало.

На следующий день проснулся Михаил с тяжелой головой и минут пять соображал что все вчерашние события были на самом деле, а не просто приснились ему . Неотчетливым и не реальным вспоминалось лицо и фигура Луки – сразу стерлось из памяти. Как на картине современного художника, где отсутствуют четкие контуры и события представляются нагромождением светлых и темных пятен. Через время он пытался разыскать Луку, обошел все арбатские переулки и забегаловки, но тот как в воду канул, никто про него не мог сказать ничего вразумительного. Даже в психлечебнице справки наводил, но безуспешно.