Земля в иллюминаторе (СИ)

— По крайней мере, так лично я интерпретирую их тексты. В своем первом научном труде я как раз пытался доказать, что «колыбель Джилайси» и «ковчег» в писаниях Нджаффра являются синонимами. Это сделало бы работу с частью их наследия куда более простой. Однако похоже, что тот мой труд остался никем не замеченным.

— Больше всего в жизни я бы хотел увидеть его — живого, — признался Тави. — Если бы…

— Я не уверен, что Джилайси жив, — мягко возразил Ивара. — Куда более вероятно другое — что он, как и мои друзья, погиб где-то в подземных тоннелях, пытаясь найти путь к загадочным вратам ковчега.

Хинта слушал их и вдруг осознал, что его самого больше нет. Он ослеп и почти не чувствовал свое тело. Даже головная боль куда-то ушла, превратилась в далекую красную вспышку на горизонте меркнущего сознания. Ему казалось, что он падает — падает в темноте, в темноту, в пустоту. Умом он понимал, что его тело лежит на месте, но ему казалось, что оно вращается в пространстве, кувыркается, проносится сквозь пугающие волны ничто.

— С тобой все в порядке? — спросил Тави.

— А что со мной может быть не так? — расслышал Хинта свой далекий голос.

— Ты отпустил мою руку.

Хинта усмехнулся.

— Проблема в том, что я не чувствую свою руку. Это плохо, да?

Тави почему-то тоже рассмеялся.

— Да, плохо. Но скорее мы умрем оттого, что закончатся наши кислородные баллоны, чем от отравления через кожу.

— Скоро нас может начать тошнить. А когда теряешь сознание, и при этом тебя тошнит под дыхательной маской…

— Не продолжай, — спокойно попросил Тави.

— На самом деле я хотел о другом… — Одновременно с тем, как его тело вертелось в пустоте, у Хинты в голове вертелась какая-то неясная мысль. Он будто узнал что-то в словах Ивары, и это необходимо было прояснить до того, как им троим станет слишком плохо. — Ивара, Вы ведь сказали что-то о загадочных вратах?

— Да. Древние описания ковчега довольно фантастичны, но все они сходятся в том, что у него есть врата. Некоторые утверждают, что их девять — по три входа для каждого народа, и что они расположены в разных местах.

— И все под землей?

— Если они вообще существуют, то да, они под землей. Иначе бы их было намного легче найти.

Хинта испытал странный наплыв ощущений. Его сердце словно замерло, уменьшилось, начало исчезать — немеющий провал в груди. И в то же время он мог слышать, как его исчезающее сердце быстро и трепетно бьется. Он не просто падал в пустоту, он сам превращался в пустоту. Его сердце становилось сердцем пустого мира.

— Я… мне кажется, я видел эти врата, — задыхаясь, произнес он. — Я все время хотел об этом кому-то рассказать, но не мог. И в начале нашего разговора сегодня — когда мы заговорили про Ашайту — я хотел рассказать, но не рассказал.

Он слушал свой голос как бы со стороны и, как странный сторонний куратор, проверял самого себя, слово за словом. Все было правильно. Он еще мог говорить, он не настолько опьянел. А значит, у него есть шанс закончить, досказать что-то очень важное.

— Где ты их видел? — тихо, но пугающе отчетливо спросил Ивара.

— Я не знаю, где. — Хинта засопел, стараясь выровнять сбивчивое дыхание, тщась успокоить истерический бег исчезающего сердца.

— Как ты можешь не знать?

— Потому что я не был там, где эти врата. Физически, во время отключения энергии, мы все — я, Ашайта, мать, отец и наш сосед Риройф — были в одном месте, в парнике нашей семьи. Перед тем, как упасть без чувств, мой брат странно и страшно закричал. И пока он кричал, я как будто куда-то переместился…

— Продолжай, — потребовал Ивара. Интонация его голоса подействовала на Хинту успокаивающе, как если бы ему дали прямое обещание, что сумеют придать смысл каждой детали, которую он видел.

— Я очень испугался, но надо было нести брата в больницу, и слишком много всего происходило вокруг. Так что временами я почти не помнил о том, что видел.

— А что ты видел? — спросил Тави.

— Я стоял… Нет, я не могу сказать, что я где-то стоял. Я вообще не помню, чтобы осязал там свое тело. Я просто был там, смотрел в одну сторону. Передо мной открывались огромные золотые врата. Они были очень большими, такими, что сквозь них проехала бы машина высотой в два фратовоза. А еще они были очень сложными, и… и вели себя как живые, — с дрожью в голосе осознал Хинта. Видение только сейчас приобрело в его памяти отчетливую форму. — Это был самый сложный механизм, какой я вообще видел. Такое не вообразить. Машины Притака в тысячу раз проще. А там каждая маленькая пластинка жила своей жизнью. Все ехало, утягивалось, вращалось. В конце концов, весь узор распался на большие механические секции и исчез внутри стен. Пожалуй, это напоминало старинную джиданскую технику, но у нас ее, к сожалению, никогда не изображают такой величественной и масштабной.

Ивара молчал. Но Хинта уже не нуждался в поощрении, он и сам был готов досказать свою историю. И он продолжал, вслушиваясь в свой глухой и далекий голос.