Земля в иллюминаторе (СИ)

— Альчик!? — тишину решился нарушить только Ашайта. — Ивый, — счастливо добавил он.

Ивара поднял взгляд на малыша.

— Мальчик, — перевел для учителя Хинта. — Красивый.

Ивара улыбнулся, но ничего не ответил.

— Я имел в виду, — сказал Тави, — что это же Аджелика Рахна. Это представитель механического народца. Я ведь прав?

— Да, это может быть он. Хотя, признаюсь, я никогда не представлял его таким. А вы заметили, чем это лицо отличается от всех остальных изображений, которые мы знаем? Не по технике исполнения, а по сути.

Друзья неуверенно переглянулись. Хинта хотел сказать, но Тави его опередил.

— Это не лицо героя? Это просто лицо.

— Это идеальное лицо, — бережно открывая всю голову находки, произнес Ивара. — Оно не изображает ни одного конкретного человека: ни историческую фигуру, ни даже вымышленного персонажа. Оно изображает то, чем должен быть человек, каким вообще должно быть человеческое лицо. Таких вещей не делали нигде, кроме Джидана, и даже там их не делали со времен начала войны трех цивилизаций. Она создана примерно в эпоху, когда строился Экватор. А ее лицо — лицо идеальных пропорций — построено в соответствии с идеей Образа.

— Образ — это ведь какая-то часть космической религии Джидана? — спросил Тави.

— Да, но не всей религии, а скорее, одной ее ветви. Представители этой ветви верили, что прежде звездного ветра был некий лучезарный центр вселенной, и из этого центра вышел Образ — универсальный прото-портрет обитателей всех миров, идея всех тел и лиц. Они считали, что именно благодаря Образу ветер и движение душ могут существовать. Тела и природа обитателей всех миров сходны, у всех есть примерно такое тело, как наше с вами, и примерно такое лицо — как это лицо. Именно поэтому души так легко переходят из одного мира в другой. Для представителей этой религии их ойкумена была больше, чем Лит, да что там — куда больше, чем вся Земля. Они думали, что вся вселенная — одно бытие, место бесконечных путешествий и встреч.

С этими словами он, наконец, раскрыл сверток до конца.

В собранном виде человечек, должно быть, был ростом с полметра, как совсем маленький ребенок. Только вот карапузы обычно бывают пухлыми, с большой головой и неловкими маленькими ручками, а у металлической фигурки были черты взрослого: тонкое лицо, изящное тело, пропорциональные сочетания длины рук, ног, туловища, размер головы.

И он был сломан. Его туловище переламывалось пополам, из разорванного бока торчали обломки внутреннего устройства. Электронные печатные платы тоже состояли из наборных лепестков — это был многоярусный микроскопический город с картой золотых улиц, нихромовых башен и площадей, отделанных кристаллами невиданного зеленого камня.

— Врата, которые я видел в подземном зале, — прошептал Хинта, — они были такие же — из тысячи пластинок, способные меняться, превращаться во все что угодно. Это был живой металл. Каждый винтик — поворотная точка сложнейшего механизма. И вот я смотрю на маленькое это, и оно передо мной, вполне реальное, такое же реальное, как разлом и фиолетовый свет в его глубине!

— Если это Аджелика Рахна, — спросил Тави, — то неужели та фиолетовая смерть, которая проступает из земли, как-то связана с ковчегом? Они же мечтали о жизни. И в его лице я вижу эту мечту.

— Я не знаю ответов, — сказал Ивара. — Я не знаю их с нашего последнего разговора в больнице, и до сих пор. А за этот день вопросов у меня стало еще больше.

Они пробыли вместе еще около часа — говорили, восхищались, мечтали, ужасались, вспоминали о погибших, думали о будущем. Потом Хинте позвонила мать и сказала, что идет. Ивара собрался уходить. Хинта думал, что учитель заберет Аджелика Рахна вместе с собой, но тот разумно отказался.

— Я не могу быть хранителем этой вещи. Я болен. Однажды я потеряю или разрушу его, или отдам кому-то, кому не следует. Поэтому он останется нашим общим достоянием. Твоим, Тави, твоим, Хинта. И то место, где он лежал, возможно, лучшее из всех — пусть он и дальше хранится в ячейке у Фирхайфа.

Тави ушел сразу вслед за Иварой — унес человечка, чтобы вернуть его в ячейку. А Хинта остался ждать мать. Она пришла и рассказала, что Атипу положат в больницу на пять дней и сделают так, чтобы он больше не смог пить.

— Он был не особо счастлив, когда я его там оставляла, — мстительно сообщила она. — Почти все деньги, что дал нам Ивара, как раз и уйдут на то, чтобы он стал трезвенником.

Они поужинали втроем. Фирхайф вернулся совсем поздно, когда Лика уже ушла. Он рассказал, что Киртаса сделал все очень грамотно: руины теплиц за четыре часа работы окружили забором, людям сказали, что там опасность оползней, а на охрану территории поставили помощника шерифа с группой очень надежных, не болтливых людей.

— У Киртасы простой план. Он думает, что чем бы там оно ни было, его стоит просто засыпать песком, а сверху завалить камнями и залить парапластиком. В мистику наш шериф не верит, хоть я и видел, что ему там не по себе. Я обещал ему, что Ивара проконсультирует его как геолог.