— Он продолжал меня умолять. Он отклонялся от меня, когда я пытался его коснуться, но возвращался и протягивал свой сверток. Я пытался объяснить ему, что он не сможет в таком состоянии дойти назад. Но, разумеется, он ко мне не прислушался. Иногда он начинал говорить на других языках. Он словно бредил, сходил с ума. Это было очень страшно наблюдать. «Мне нужно идти назад, — говорил он, — пожалуйста, не тратьте мое время, заберите его. Он должен быть спасен». Что мне было делать? Я взял у него сверток. «Не рассказывайте о нем, — напутствовал он меня, — спрячьте его. И сами не разворачивайте. Иначе он, и Вы, и все — будете в опасности». Потом он бросился назад. На лестнице он упал, но внизу поднялся и заспешил вдаль по Экватору. Никогда не видел, чтобы кто-то бегал так быстро. Скоро я уже не видел его силуэт — только точку жуткого света у него на плече. Сверток лежал у меня на коленях. Я не знал, что в нем. А потом я услышал выстрелы. Громкие, четкие, через равные интервалы. Бах. Бах. Бах. Бах. Бах. Пять раз. После второго Эдра упал. После третьего — его плечо разлетелось фиолетовыми брызгами. Четвертая пуля пролетела рядом со мной. Тогда я погасил все огни на поезде, чтобы меня хуже было видно, и резко дал ход. Должно быть, пятая пуля тоже искала меня, но не нашла. Я уехал. В следующие дни я жил в страхе, равного которому еще не знал в жизни. Каждый незнакомец казался мне убийцей. Я боялся работать, боялся оставаться дома, боялся, когда обо мне спрашивали другие люди. Я совершил мелкое административное преступление — уничтожил бортовые журналы поезда и записи на станции. Чтобы никто не узнал, в какое время я там стоял.
Фирхайф склонил голову и замолчал.
— А сверток? Вы от него избавились?
— Нет. — Старик медленно расстегнул внешний карман скафандра и выудил оттуда ключ-карту. Она выглядела потертой и помятой, как вещь, которую носят с собой уже очень давно. — На станции есть ячейки хранения. Их всего десять. Ими мало кто пользуется — обычно только приезжие, я имею в виду тех деловых приезжих, которые заглядывают в Шарту на несколько часов. Уже девять лет одна из этих ячеек занята. В ней лежит сверток. И он принадлежат Вам, Ивара. Делайте, что Вам нужно, с ключом, ячейкой и тем, что там внутри. Они Ваши.
Учитель протянул руку, и карта легла ему на ладонь.
— Спасибо, — тихо сказал он. Фирхайф просто кивнул. — Вы заглядывали внутрь?
— Я не выдержал и тем же вечером посмотрел, что мне дали. Оно оказалось прекрасным. — Голос старика по-особому дрогнул. — Я не мог предать эту вещь. Как только я ее увидел, я понял, что она дороже моей жизни. И я берег ее и ждал, годами ждал, когда явится кто-то, кому я смогу верить. Видимо, это Вы. Горе всем нам, если я ошибся.
— Да, это именно я. Вы не ошиблись.
— Ну вот, это почти вся история. Прошла неделя, и мне уже было не так страшно. Я видел, как лагерь на вершине Экватора постепенно приходит в запустение. Тела Эдры или следов фиолетового уже на следующий день нигде не было видно. Все исчезло. Раз в несколько дней я останавливал поезд на техстоп и в цифровой бинокль смотрел на лагерь. Пару раз я видел там каких-то людей. Других, не тех, что были раньше.
— Возможно, однажды Вы видели там меня.
— Возможно. Но теперь уже не вспомнить. Да и неважно. Со временем лагерь растащили. Не осталось совсем ничего. А месяца через три, когда я уже думал, что все успокоилось, меня прижали агенты «Джиликон Сомос». Допрос был с угрозами. Но я быстро понял, что они ничего не знают. Они даже не были уверены, кто из машинистов был за штурвалом в ту ночь — сработали мои меры конспирации. Я дал им общие дурацкие ответы в духе того, что лагерь, конечно, видел, но это же ученые, какой от них вред. И от меня отстали.
Несколько мгновений все молчали. Потом старик с трудом поднялся на ноги.
— Мне надо идти к шерифу. А вы трое, я полагаю, пойдете забрать
Тави в неожиданном порыве обнял учителя.
— Ну хватит, хватит, — попросил его Ивара. — Пока мы не поняли, что происходит, мы не можем оценить риски. А значит, нам лучше спешить.
И они отправились на станцию.
— Кто же был тем снайпером? — спросил Тави.
— Тот, кто позже не стал искать Фирхайфа. А это может значить либо что убийца и сам погиб, либо что он выполнял очень ограниченное задание, либо…
— Либо?
— Мы ничего не знаем — ни кем был этот стрелок, ни откуда он взялся. Может даже, это были вовсе не выстрелы. А может, стрелял кто-то из моих друзей, чтобы избавить Эдру от страданий. Фирхайф мог неправильно понять многое из того, что там произошло. И кто осмелится его за это упрекнуть? Ни один человек не готов к подобному.
Некоторое время они шагали молча. А потом прорвало Хинту.