Земля в иллюминаторе (СИ)

Хинта встал на бочку. Ашайта, наконец, замолчал, убедившись, что его поняли. Там, вдалеке, в геометрическом центре разлома, почти скрытое между руин, находилось что-то странное. Казалось, лавовая пемза в этом месте образует своего рода прогиб, расселину — разлом внутри разлома. И в этом длинном углублении мерцал неясный, почти невидимый под солнцем, тускло-фиолетовый свет. При желании это можно было принять за разлив каких-то химикатов, поблескивающих в свете дня. И все же от одного вида этого слабого мерцания у Хинты заболели голова и сердце, а волосы под шлемом встали дыбом. Этот свет был ему знаком — именно он лился с дальней стены зала золотых врат, именно он делал жуткими глаза павших перед вратами мертвецов.

Хинта сошел с бочки, почти упал. У него в душе боролись два противоположных впечатления — обессиливающий ужас и неуверенность в том, что он в действительности сейчас видел.

— Я не разделил с тобой того видения, — сказал Тави, — но то, о чем ты рассказывал, оно так…

— …похоже, — закончил Хинта, содрогаясь. — Я не знаю. Не могу быть уверен. Нужно подойти ближе… — от одной этой мысли все его тело покрылось испариной. — Или…

— Или?

— Или не стоит. — Он задохнулся, совсем теряя волю. — Если оно настоящее. Если оно существует. Если оно там — под нами, под Шарту. Если мы с братом получили это видение потому, что оно уже тогда шло сюда. И если оно теперь просочилось сквозь землю, вместе с магмой вышло на поверхность. Если оно убивает, делает людей жуткими трупами. Разве разумно к нему подходить?

— Но ты ведь не уверен.

— Не уверен. Я слишком напуган. Мы должны срочно рассказать Иваре. Эта вещь, возможно, смертельно опасна для людей. Да и, в конце концов, этот вопрос уже стал геологическим. А Ивара специалист в геологии.

— Но если ты не уверен, значит, прежде, чем мы расскажем, мы сами должны увидеть все ясно. Разве не так?

— Так, — неохотно подтвердил Хинта.

— Побудь с братом. А я схожу, гляну ближе.

— Ну нет, — выдавил Хинта, — если уж мы туда пойдем, то вместе.

— А Ашайта?

— Он просто посидит на Иджи следующие пять минут. Ничего с ним не случится.

— Ладно. Идем вместе.

Пару минут Хинта потратил, чтобы объяснить Ашайте, что тот должен просто оставаться на ослике — сидеть, не паниковать и ждать. Младший запереживал, но немного успокоился, когда брат пообещал ему, что скоро они пойдут обратно к Фирхайфу и там будет вкусный ужин со сладостями.

— Не выключай его из канала связи, — сказал Тави.

— Не буду. Ашайта, ты будешь нас слышать.

— …Со.

Они пошли. Лавовый пласт тихо пел под их легкими шагами; ветер играл в прозрачных руинах куполов, поднимая в воздух маленькие смерчи пепельно-серой пыли, срывая последние черные листья с ветвей погибших растений; сверху так же, как и в любой погожий день, светило солнце. А Хинту от страха бил озноб. И все же он мог это выдержать — близость Тави спасала его, работая как щит, придавая сил. Но чем ближе они подходили, тем хуже им становилось. Что-то неясное, пугающее странной тяжестью проникало им внутрь, ставило на их разум свою теневую печать, манило и в то же время отталкивало. И когда две эти силы уравновесились в душе Хинты, он почувствовал себя отвратительно свободным. Он знал, что может повернуть назад — и броситься бежать от ужаса. Он знал, что может пойти до конца — и тогда его затянет в ужас. Именно в этот момент Тави нашел в себе силы заговорить.

— Здесь. Мы остановимся примерно здесь. Не будем подходить к нему ближе.

Хинта сжал его руку, и они замедлили шаг; а потом, завороженные тягостным присутствием, начали огибать эпицентр тяжести по дуге. Хинта подумал, что все это похоже на странную астрономическую игру: он и Тави — две планеты, вращающиеся друг вокруг друга, но своей верной парой они летят вокруг центра куда большей гравитации — черной дыры. Им приходилось лавировать среди руин; иногда они совсем теряли свою цель из виду. Казалось, Тави придерживается какого-то плана — он предпочитал отойти подальше, а потом вернуться на их орбиту, на их правильную дугу. Они двигались таким образом, пока не нашли место, откуда открывался наилучший вид на разлом — сквозь расколотую стену чьей-то очень большой и совершенно разрушенной теплицы. И Хинта навсегда запомнил сцену, открывшуюся их глазам.