Земля в иллюминаторе (СИ)

Хинта хорошо запомнил один из эпизодов, случившихся еще на первом этапе работы. Он тогда только начинал; слои диэлектрика с не размеченными линиями проводников мокли в специальном составе, а сам Хинта пинцетом скрупулезно раскладывал по ячейкам контейнеров вновь приобретенные чип-компоненты. Был уже вечер. Фирхайф откатал свое за штурвалом тихоходного и принес перекус, но на угощение никто не обратил внимания, даже Ашайта не захотел отрываться от затяжной игры с Иджи. И вот, когда они просидели очередной час, Тави, наконец, сдался.

— Я устал, — отрываясь от портативного терминала, сказал он. — За сегодня мы пролистали шестнадцать тысяч изображений из каталога, и есть только два подозрения на совпадение с узорами на лице.

— Это доказывает, насколько необычную вещь мы исследуем, — отозвался Ивара. — Пока это даже не гипотеза, а лишь предчувствие гипотезы, но я подозреваю, что гравировка на его поверхности — это история его самого, точнее, его народа.

— Но здесь ничего о машинах. Лишь растения и животные, иногда, возможно, звезды, иногда — абстрактные линии.

— Так и есть. Две главные темы в его узорах — это древо и вселенная. Они заполняют почти все пространство поверхности, оплетают другие, малые изображения, делят узор на отдельные сцены, а сами становятся вечной рамкой. Но я не сомневаюсь, что эта рамка имеет даже большее значение, чем отдельные сцены… — Ивара говорил, не переставая прокручивать по экрану бесконечную череду древних черно-белых гравюр.

— Но я спросил: почему это его история, если там нет ничего о машинах? — напомнил Тави, и Хинта вдруг почувствовал что-то странное в этом повороте разговора. Еще никогда он не замечал, чтобы Ивара вот так терял тему, ускользал, не отвечая, продолжал о чем-то своем. Он оторвался от россыпи чип-компонентов и взглянул на учителя. Лицо Ивары поразило его — бледное, покрытое испариной, словно у умирающего, взгляд не отрывается от терминала, на губах блуждает странная, никому не адресованная улыбка. Он переглянулся с Тави.

— Простите, кажется, я тоже устал, — признался вдруг Ивара. — Я же сказал, это лишь призрак гипотезы, а не гипотеза. Интуиция. Как ее объяснить, я еще не знаю. Я просто чувствую, что Аджелика Рахна, вселенная и древо — это одно. Посмотрите, некоторые из изображенных животных словно преклоняются перед древом. Посмотрите на его тело, лицо — насколько включен, вписан в него этот узор! Возможно, у механического народца было подобие своей религии, а вселенная и древо — ключевые образы этой религии…

Тави отложил свой терминал.

— Ивара, — осторожно спросил он, — как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Обычно. — От работы тот по-прежнему не отрывался, словно мир вокруг более не существовал, а товарищи, сидящие рядом, были лишь голосами, идущими откуда-то издалека, и он отвечал им, как отвечают по радиосвязи, или даже как отвечают мыслям в собственной голове — ведь на внутренних собеседников человек не смотрит. — Его лицо — это Образ; он одно с ним. Самое странное в нашей работе то, что мы не делаем ничего сложного. Я почти уверен, что интерпретация проста. Все, что связано с ним, связано и друг с другом. Это единый взгляд на мир, на его народ, на историю человечества; одна картина, одна философия. И хотя мы еще не знаем ее, все верования Джидана начинают казаться мне ее призраками, отражениями и спутниками. Для меня Аджелика Рахна — уже не головоломка, наоборот, он единый и единственный ответ на почти все головоломки исторической науки.

Он замолчал, смотря в свой терминал. А они все смотрели на него.

— Кстати, Ивара, — нарушил тишину Фирхайф, — Вы не забыли, что на сегодняшний вечер у Вас назначена вторая встреча с шерифом?

Первая встреча состоялась на следующий день после обнаружения разлома. Тогда строители собирались просто залить фиолетовую жилу смесью из песка и парапластика, но Ивара раскритиковал их план и сказал, что лучше будет накрыть разлом листами металла, уложить поверх мягкие баллоны с водой, а уже на баллоны класть панцирь из песка и пластика. Так он планировал создать над фиолетовым ужасом щит из материалов, наилучшим образом поглощающих энергию.

Слова старика возымели действие: учитель, наконец, оторвался от потока изображений и посмотрел на друзей. Его глаза обычно были светлыми, но сейчас они поразили Хинту своей чернотой — так сильно в них расширился зрачок. Обнаружив, что попал в центр всеобщего внимания, Ивара на мгновение застыл, а потом его улыбка стала чуть более живой.

— Я стал странным, да?

— Ты плохо выглядишь, — сказал Тави. — Весь в испарине.

— Здесь вроде бы жарко. — Это было правдой. Прибор, поддерживающий атмосферу в гараже, был слишком примитивным, и созданный им искусственный климат вонял тяжелой духотой. Но только Ивара покрылся такой испариной. — Сколько у меня времени до шерифа?

— Час.

— Тогда лучше выйти заранее. Киртаса любит, когда все ждут его, и не любит ждать сам. А я хочу, чтобы он уважал меня и делал с разломом все так, как я советую. — Он встал, но вдруг пошатнулся, неловко ухватившись за край верстака.