Земля в иллюминаторе (СИ)

Тави навалился на него, и Хинта, наконец, почувствовал, как всем телом уходит под воду. Их накрыло волной; свет солнца померк, во внешних микрофонах коммуникатора глухо булькала и клокотала вода. Он на секунду увидел весь необъятный подводный простор бухты, и это зрелище привело его в трепет. А еще он увидел то, о чем говорил Тави.

На некотором отдалении от берега сквозь песок начинали проступать искусственные конструкции. На глубине этот узор становился более четким — казалось, там дно укрыто гигантской стальной сетью. Шестигранные ячейки тускло блестели в полумраке; каждая сота была настолько большой, что сквозь нее мог легко пролезть человек. В некоторых местах над ячеистым полем поднимались полуразрушенные круглые башни. Они были разного размера: одни с дом, другие поменьше. У подножия башен бугрились изогнутыми темными стяжками стыки конструкций, в прорехах древних стен крутило медно-ржавую пургу придонное течение. Но все это было лишь первым планом картины. Дальше, на глубине в тридцать или пятьдесят метров, искусственный ландшафт обрывался изогнутой линией тектонического разлома. Из крошева руин там поднимались в беспорядке десятки огромных золотистых обручей, словно уменьшенные копии Экватора. Вокруг них дыбились обломки других конструкций. А с самого дна прорехи, огибая камни и металл, истекала застывшая река флуоресцирующей серо-фиолетовой пемзы.

_____

Хинта узнал этот свет — его они с Ашайтой видели в своей общей галлюцинации, и он же был на окраинах Шарту, в пугающей трещине, над которой люди Киртасы теперь строили саркофаг. Река светящегося камня надвое разделяла собою дно бухты. Мертвенное сияние уходило вдаль и вниз, под уклон, в сторону от берега, на такую глубину, куда уже не проникали лучи солнечного света. У выхода из бухты светящийся след мерк — его заслоняла толща воды — но казалось, что он разливается далеко за пределы видимости, заполняя собой все впадины и расселины морского дна.

Удерживаться под водой больше не удавалось. Тави перекатился через Хинту, и следующая волна отбросила их друг от друга, а легкие скафандры снова вытолкнули на поверхность.

— Ну?

— Что это?

— А на что это, по-твоему, похоже?

— На нашу цель. На то место, ради которого здесь были друзья Ивары. — Они снова столкнулись в воде, и Хинта схватил друга за плечи. — Где они нашли Аджелика Рахна. Это может быть сам ковчег! Да, да, да, это может быть он. Его борт. Мы нашли его. Ты нашел его.

— Если это и он, то он разрушен. Поэтому я уповаю, чтобы это был не он.

— Что?

— Это так странно. Хинта, помнишь, Ивара в самом начале рассказал нам ту, первую легенду — легенду о ковчеге? Все это время она была главным. Но мы о ней почти не вспоминали. Мы говорили о мире, о каких-то других делах, о механическом народце — о чем угодно, а ведь все эти вещи обретали смысл лишь вокруг ковчега. Аджелика Рахна интересен и сам по себе, да. Но спасение человечества — вот с чего все началось! В Дадра Ивара поверил, что все мы можем жить иначе, что есть надежда. За эту надежду умерли его друзья — лучшие из людей. И если там только руины, то все это зря. — Тави встряхнул его. Только сейчас Хинта осознал, что видит в его глазах и слышит в голосе почти невозможную смесь радости и отчаяния. — Теперь ты понимаешь?

— Помнишь историю Риси Анигры?

Тави отпустил его плечи.

— Теперь ты понимаешь.

Риси Анигра был героем Джидана. Лам про него вышел из проката еще несколько лет назад. Хинта смотрел его только ради компании Тави, и теперь он сам удивился, что вспомнил именно эту вещь. Риси застал самый конец войны. Он защищал осажденный Диджайнидис. Когда положение города еще казалось довольно надежным, Риси с диверсионным отрядом ушел в долгую вылазку. Они потратили несколько дней, чтобы оказаться в самом сердце наступающей притакской армии, а потом устроили там хаос: похоронили подо льдом несколько десятков осадных машин, обрушили тоннели, захватили в плен восемь вражеских генералов и четырнадцать ведущих инженеров. Возвращаясь домой, Риси верил, что своими действиями прорвал кольцо вокруг Диджайнидиса, а возможно, переломил сам ход войны. Однако на месте родного города он нашел лишь ледовую воронку с кипящим ядовитым озером на дне — это Лимпа атаковала джиданцев с другой стороны. На берегу мертвого озера Риси и члены его отряда передали свое оружие в руки своих пленников — сдались сами и без единого выстрела.

— Это были тридцать дней безумной надежды, — сказал Риси, — самый долгий, самый трудный путь, и все — ради смерти и пустоты.

Один из притакских генералов расстрелял его прямо там. Хинта невзлюбил эту историю за ее безысходность. Но теперь она отлично иллюстрировала ситуацию с ковчегом.

— Самый долгий, самый трудный путь ради ничтожного финала. И много героических смертей ради уже несуществующей вещи. Мы опоздали на одно землетрясение?

— Я думаю об Иваре… Что он скажет? Ведь только он знает этому цену.