Земля в иллюминаторе (СИ)

Первым его впечатлением стал шок от того, насколько грубо и небрежно эти устройства сработаны. Казалось, изготовлением плат занимался последний шартусский пьяница или самый нерадивый ученик из класса роботехники. Контактные дорожки петляли и изгибались без всякого видимого порядка. Припой лежал неровными кляксами, а кое-где его не было вовсе: безумный мастер-неряха укрепил электронные чипы на спайках черного полуорганического клейстера.

Второе потрясение Хинта испытал, когда присмотрелся к самим чипам. Все они были разными — из разных мест, с разных конвейеров. Красные, черные, зеленые, желтые, серебряные, золотистые, пестрые; круглые, прямоугольные, шестигранные, тетраэдральные, шаровидные; крупные, мелкие; ржавые, полурасплавленные, треснутые; с ножками всех форм и стандартов; с маркировкой на десятке языков; с невиданными стеклянными окошками; с джеками, кнопками и зубцами; с радиаторами из разного металла. Только одно объединяло их — все они не были новыми, все уже где-то поработали до того, как попасть в нутро омара, а некоторые, возможно, пережили десятилетия неправильной и экстремальной эксплуатации. Большую часть чипов омары не сумели использовать в полной мере и задействовали лишь кое-какие функции, а ненужные контакты были грубо отогнуты или вовсе обрезаны.

— Это же свалка, — сказал Хинта. Его указательный палец растерянно блуждал над хаотическим узором микросхем. — По-моему, здесь вся история робо-инженерной мысли со времен Великой Зимы! Вот те и эти сделаны в литской ойкумене. Они очень потрепанные, но это наш стандарт. Я, может, даже найду по ним справочную информацию. Этот тоже наш, но он ужасно старый. Вот этот, единственный, немного похож на внутренности Аджелика Рахна. Возможно, золотой уровень. Потом опять наши — здесь и здесь. Но все остальное, это из каких-то других времен и от других народов. Я в жизни ничего подобного не встречал. Вы что-нибудь понимаете?

Ивара нашел в себе силы подняться с постели и помочь с расшифровкой.

— Это сделано в Притаке, — указал он на один из самых монолитных, грубых и заржавленных чипов, окованных в радиатор, словно в шипастую броню. — Я не знал, что такие вообще можно встретить на нашем материке.

— А остальные? — поинтересовался Тави.

— Вот эти идут с маркировкой на языке Джидана. Но сделаны они позже и довольно грубо. Кто их так подписывал — не знаю. Думаю, это были выродившиеся поздние носители джиданских диалектов. А вот эти тоже сделаны в литской ойкумене, но не в окрестностях Литтаплампа, а далеко к востоку отсюда, в области под названием Чабека.

Еще около двух часов они разглядывали и архивировали омарьи чипы. Когда прояснилось назначение большей части этих устройств, Хинта раскрыл на экране своего переносного терминала справочник и перешел к составлению логической карты всех компьютеров омара.

— В этом вообще можно разобраться? — спросил Тави.

— Не знаю, — усомнился Хинта. Но вскоре его ждало третье потрясение: беспорядок омарьих электросхем оказался в тысячу раз проще, чем строгая и элегантная микроскопическая иерархия плат Аджелика Рахна.

— Так и должно быть, — сказал Ивара. — Мир микросхем — это логика в металле, воплощенный в вещь язык. Но когда плохо знаешь язык, бывает куда легче понять другого человека, который тоже плохо знает этот язык, нежели прирожденного носителя языка. Малый волшебный механический народец — прирожденные носители этого языка, и нам, профанам, пришлось очень потрудиться, чтобы хоть немного разобраться в их устройстве. А омары так же плохи в составлении печатных плат, как и люди. Кроме того, омары все время брали чужие детали, а использовать их могли лишь в той мере, в какой понимали их предназначение. Вот и выходит, что с омаром тебе легче говорить, чем с Аджелика Рахна.

— Обидно, — сказал Хинта. — Ведь Аджелика мы любим, а омара ненавидим.

— Люди и омары, — сказал Тави, — искалеченные в искалеченном мире. Практически все наши технологии посвящены или выживанию, или убийству. Чего же удивляться, что наши устройства похожи?

Постепенно Хинта, с помощью Ивары, разобрался в большинстве блоков омарьей электроники. Здесь было всего три вещи, которые не встречались в обычных робо: нейронный интерфейс, соединявший компьютеры с нервной системой чудовища, молекулярный принтер-анализатор, очевидно, отвечавший за управление нанитами и за обновление их популяции, и пугающий кристалл, назначение которого до сих пор оставалось скрытым. Остальные блоки предназначались для управления оружием и сервоприводами скелета, а также для общей балансировки движения. Наконец, когда время уже приближалось к вечеру, Хинта указал на один из блоков.

— Память здесь. Южный мост — оцифровка данных с нейроинтерфейса, северный мост — оцифровка данных с нанитов, западный мост — хэш и текущие операции, восточный мост — отделенные хэши для текущих операций управления оружием и движением.

— Мы сможем ее прочитать? — спросил Тави.

Хинта издал торжествующий смешок.