— Я хотел сказать, — сломавшимся голосом произнес Хинта, — что хочу покончить со всеми счетами. Мы все должны так сделать. Есть какой-то барьер, какая-то грань, после которой обычные попытки искать справедливость уже не работают — они лишь оборачиваются еще большей несправедливостью.
Он повернулся к Инке.
— Не надо винить Ивару. Он сделал нечто настолько большое, что уже не важно, почему он ранил чьи-то личные чувства. Он был увлечен. Он не принадлежал себе. У него было столько дел, что не оставалось времени на старую дружбу. — Затем он повернулся к Ливе. — И я хочу перестать винить «Джиликон Сомос», потому что вижу, что здесь все слишком сложно, чтобы судить об этом с одной стороны. И я не буду больше искать виновных в том, как погиб мой брат, потому что виноваты все и никто. Все это устарело. Я знаю, что мы чувствуем. — Он повернулся к Тави. — Ты ведь чувствуешь то же самое?
— Да, — ответил Тави. — Мы должны закончить то, что начали. И я рад твоим словам, рад, что их произнес именно ты — от тебя они значат больше, чем значили бы от меня. Мы ничего не забудем. Но мы должны дружить, и идти вперед, и прощать, иначе не сможем победить. Пусть это свяжет нас.
Бледное, осунувшееся лицо Тави было в этот момент очень красивым, словно заговорил барельеф, изображающий одного из тех мальчиков древности, которые уходили в снега из своих разрушенных городов, узнавали что-то про смерть и про жизнь. Он смотрел на Ливу. Хинта тоже посмотрел на взрослого, и ему показалось, что он видит у того в глазах странную печаль, словно Лива восхищался патетической силой, с которой Хинта и Тави верили в свое дело, и в то же время считал их начинания безнадежными. А может быть, Лива все еще думал, что Ивара совершил преступление, когда вырвал их из их мира, дал им слишком много знаний и притащил их с собой на эту сторону Стены. От этого взгляда Хинта ощутил неловкость и разочарование, словно его собственные слова, для него такие верные и важные, не достигли цели, словно ему самому следовало начать сомневаться во всем, что они делают, и во всех словах Ивары, словно ему было нужно верить в какое-то другое будущее, в какую-то другую борьбу за него.
— Вы двое — особенные, — глядя на мальчиков, произнесла Инка. — Когда-то Ивара и Амика были такими.
Они вошли в кабинет Ливы. Это помещение оказалось очень длинным. Здесь было меньше растений, зато в специальных герметичных садках под ярким светом ламп росли колонии лишайников, кораллов и микроскопических водорослей. Красные, желтые, зеленые пористые структуры липли к аквариумным стеклам. По полу извивались провода и трубки коммуникаций. Рабочий терминал и сейф прятались в самом дальнем конце этой странной комнаты. Здесь, в теплой тесноте, среди компьютеров и препаратов, Тави во второй раз за день распеленал Аджелика Рахна. Несколько долгих минут Инка потрясенно всматривалась в золотое лицо. Хинта, наблюдая за ней, вдруг подумал, что она — первая женщина за много лет, которая увидела эту прекрасную вещь. Постепенно ее взгляд менялся, словно она уже была не здесь, словно она утрачивала и находила себя снова. Она потянулась к маленькому лицу, но ей не хватило смелости, и ее дрожащая рука лишь скользнула мимо.
— Как ты? — спросил ее Лива.
— Я не понимаю. Я словно слышу брата, когда на него смотрю, и это меня не удивляет. Я знаю, он держал эту чудесную вещь в своих руках, был одним из тех, кто нашел, спас ее. Но я слышу не только его, но и других, кто был потерян. Я никогда не встречала такой вещи. Все реплики, которые я держала в руках — они были другими. Они молчали. Это были самые прекрасные вещи в мире, но просто вещи. А здесь перед нами не вещь.
Ей на глаза с новой силой навернулись слезы, она оторвала взгляд от золотого лица и посмотрела на мужа.
— Я думала, Амика умер зря, — в сердцах сказала она. — Ты знаешь, я любила Ивару — возможно, больше, чем это было разумно. Но даже я перестала верить в него, когда он потерял их. Ты всегда учил меня жизни. Любить живое. Я перестала верить, что золото может быть живым. А теперь я вспоминаю. Эту сказку. Они нашептали ее мне вместе — Ивара и Амика. Этого человечка зовут Аджелика Рахна, так ведь? Он тот самый? Тот, кого они искали? Неужели все было не зря?
— Все очень сложно, — сказал Тави. — Умирать было не обязательно. Но их путь был верным.
— Да, теперь я вижу. Кто он — этот маленький золотой человек? Кто он на самом деле?
Тави протянул ей два сложенных вместе разбитых терминала.
— Ответ здесь. Это лучше слов. Там последний час жизни Вашего брата — заснятый глазами чудовища, но достоверный и прекрасный.
Инка непонимающе посмотрела на него, но взяла терминалы.
— Это долгая история, — вмешался Лива. — Позже, когда мальчики уже будут отдыхать, я перескажу тебе все, что узнал от них.