— Все, что я могу дать, отец. Но если ты можешь это чувствовать, то знай, что я пришел сюда, пришел к тебе. Ты, должно быть, любил меня. А я тебя почти не помню. Это несправедливо.
Еще мгновение ребята смотрели на расстановку маленьких предметов, а потом Тави мягко нажал на дарохранительницу, и она уплыла обратно в свою ячейку, закрылась. Тави перевел дыхание, сделал шаг в сторону и положил палец в биометрический идентификатор своей собственной дарохранительницы. «Не откроется, — ясно подумал Хинта, — где это видано, чтобы сам умерший открывал свою дарохранительницу? Система увидит ошибку. Возможно даже, что кого-то вызовут, кто-то придет сюда, какая-то охрана, чтобы узнать, кто мы». Но ни одна из этих мгновенных мыслей Хинты не сбылась. Как и в первый раз, все сработало тихо и четко — дарохранительница подалась вперед и вышла из стены, открывая взору мальчиков свое содержимое.
Хинта ожидал, что здесь вещей будет больше. Обычно умершим детям клали много всего — их любимые игрушки, те же семейные статуэтки, фигурки их любимых героев, детскую одежду, портативные терминалы с воспоминаниями, билеты от ламов, наборы для рисования и лепки, и еще сотню разных мелочей. Хинта видел все это в колумбарии Шарту, когда они зашли туда после землетрясения: все эти маленькие ценности тогда высыпались из разбитых дарохранительниц. Но, к удивлению Хинты, здесь было почти пусто. В этой пустоте одиноко и торжественно лежал один-единственный предмет — маленькая металлическая коробочка. Хинта узнал эту коробочку, хотя видел ее лишь раз в жизни, и, узнав, вздрогнул и отступил назад в порыве суеверного страха. Это был футляр Вечного Компаса. Именно там, под этой стальной поверхностью, был центр абсолютной тяжести, сдавливавший собой скалы, разрывавший ткань реальности, делавший все вокруг таким странным, ненастоящим. Это отсюда шел тот пугающий поток энергии, который Хинта ощутил, когда они только пришли сюда. Это отсюда излучалась страшная ясность, это здесь заключалась бескрайняя мощь.
— Ты слышишь? — едва слышно спросил Тави. — Голоса. Я различил их, когда трогал свой саркофаг. Но я думал, мне кажется. А теперь они звучат громче.
— Нет, — ответил Хинта. Но он сразу понял, что говорит полуправду. Он не слышал, но чувствовал. Они с Тави были здесь не одни. Сквозь скалы и саркофаги, сквозь воздух и плоть, со всех сторон к ним кто-то шел. Хинта обернулся, пытаясь поймать это движение, и увидел позади себя силуэт. Он шарахнулся в сторону, а потом узнал эту фигуру. Это был Двана — белый, словно сотканный из света одинокой лампы.
— Тави, — жалобно позвал Хинта.
— Я тоже его вижу, — сказал Тави.
«С благодарностью возвращаю вам ваш дар, — подумал Хинта, — спасибо. Я встретил папу и маму. Компас мне больше не нужен». А потом Хинта понял, что это не его мысль. Призрачная фигура словно бы ударила его, ударила изнутри. Хинта зажмурился, закрыл голову руками, скорчился и упал. Но еще несколько мгновений он продолжал ощущать, как духи собираются вокруг в огромный сонм. За Дваной, сквозь Двану, сквозь стены, искажая свет и тени, проступали они. Мертвые шли к Тави, шли к компасу, пели и шептали. А Тави, склонив голову, стоял у своей открытой дарохранительницы, около своего собственного саркофага, стоял и слушал, как с ним говорят. В этот момент он словно забыл о Хинте, ушел куда-то еще. Мертвые увели его. Его тело осталось здесь, а душа пропала, устремилась светлой нитью в другие пределы, к золоту за камнями, к звездам за пустотой космоса.
— Хинта, Хинта, очнись, — звал кто-то.
Хинта открыл глаза и увидел, что это Тави трясет его. Они находились там же, но дарохранительница была закрыта, а компас был у Тави в руках.
— Прости, я не знал, что делать. Не видел, как ты упал. Я словно…
Хинта сел на полу, отряхнул руки от пыли. Он чувствовал себя очень странно — и самым странным было то, что с ним как будто ничего и не произошло.
— Я в порядке, — сказал он.
— Хорошо, — улыбнулся Тави.
— Но меня злит, что я стал так часто падать, когда ты остаешься на ногах.
В глазах Тави вдруг блеснули слезы. И Хинта сразу тоже заплакал. Он сидел на полу, а Тави, стоя на коленях рядом с ним, обнимал его. Хинта чувствовал, как коробочка с компасом вдавливается ему под лопатку.
— Они говорили, — сквозь слезы произнес Тави. — Они показывали. И всего было слишком много. Я не знал, что так будет, не знал, что на молитвы можно получить ответ. Я думал, мы идем сюда лишь для проформы, просто чтобы увидеть мое погребение, или что его нет. Представь, что здесь был бы лишь саркофаг моего отца. Представь, что здесь не было бы меня.
— Все в порядке. Ты расскажешь, что они тебе говорили?
— Я постараюсь, — обещал Тави. А потом они услышали шаги, поспешно встали на ноги и стали отряхиваться от каменной пыли, которая была здесь повсюду. Тави спрятал компас.
— Долго вы, — сказал Лива. Мальчики вышли ему навстречу.
— Так получилось, — ответил Тави.
— Нет, это хорошо. Ведь ты впервые в жизни пришел к отцу.