— Кроме того, не забывайте про форпосты. Они оповестят нас о появлении омаров, и мы сможем выдвинуться для контратаки. То есть, в случае малой атаки мы сможем защитить ваши дома. А в случае большой атаки мы успеем стянуть все силы к поселку и будем защищать уже не наше имущество, а самих себя. Что касается систем жизнеобеспечения Шарту, охранять их будут те же люди, которые сейчас на них работают. Поэтому все сможет функционировать, как раньше. Что касается фрата — нам придется оставить его на произвол судьбы. Но я повторяю, этот план затрагивает лишь следующие три дня. Они будут самыми тяжелыми. Если за эти три дня на нас нападут — мы должны суметь отбиться. Если же нас не тронут, то мы успеем построить часть укреплений и сможем сократить число рабочих, чтобы те смогли вернуться к своим обычным делам.
На этот раз Джифой ничего не сказал. Терминал, который передавали вдоль по ряду, дошел до Лики, и та передала его Атипе. Вся семья склонилась к экрану. У «Джиликон Сомос» было семьдесят шесть голосов, у шерифа — уже под две сотни, и они на глазах продолжали расти.
— Ну что? — спросил Хинта.
— Да не знаю я, — сказал Атипа. — Плохая жизнь будет и так, и эдак. — Ничего не выбрав, он мимо сына протянул терминал Риройфу. Тот отдал свой голос за план Киртасы, и терминал уплыл дальше по реке человеческих рук.
— И последнее, о порядке этих мероприятий. Ни у скалы Пикаджа, ни около ущелья Шакта сейчас нет никого из наших. Посылать туда людей под вечер нельзя, поэтому мы займемся созданием форпостов там только завтра утром. А значит, никто этой ночью не присматривает за западными окраинами поселка. Эта ночь может оказаться самой опасной. Я считаю, что мы должны выставить по всему Шарту двойную охрану и что уже сейчас никому из крайняков не следует возвращаться в свои дома — даже чтобы забрать оттуда предметы первой необходимости. Проживете эту ночь без тапочек и полосканий для рта. А завтра пойдете с вооруженным отрядом и заберете все, в чем нуждаетесь.
— Это при условии, что завтра дома будут целы!
— Омары до сих пор никогда особо не заботились разрушать брошенные людьми постройки. Даже если они нападут, я не думаю, что они станут последовательно жечь и крушить все на своем пути. А если станут, то лучше вам выжить и построить новый дом, чем умереть, защищая старый.
— Здорово сказал, — с тяжелым вздохом прокомментировал Атипа.
— Еще вопросы?
Поднялся гвалт. Кто-то уже сейчас хотел распределяться в смены; кто-то не был уверен, что на всех хватит оружия; кто-то просто проклинал омаров и сетовал на судьбу. Киртаса молчал, будучи не в силах вычленить вопрос из криков толпы. Чтобы спасти шерифа, к микрофону торопливо вышел Юрана Варта.
— Напоминаю, что голосование еще не завершено! Не задавайте организационные вопросы с мест — они все будут позже решены в частном порядке. Задавайте вопросы по существу.
К своему удивлению, Хинта вдруг заметил, что вслед за председателем на трибуну спустился Тави. Тонкий, неуверенный, он остановился в двух шагах за спиной взрослого и, видимо, ждал возможности задать какой-то вопрос. Эрника замахала сыну из административной ложи, чтобы тот шел назад, но Тави остался там, где был. В зале между тем стало тише. Юрана отступил от микрофонов, возвращая место шерифу.
— Задавайте вопросы по одному, — попросил тот.
Из первых рядов, опираясь на трость, поднялся какой-то старик.
— Не будет ли атака множества омаров обозначать верную гибель для той полсотни храбрецов, которая выйдет держать форпост?
— Нет, при условии, что они вовремя заметят атаку. И тем более нет, если они успеют отстроить укрепления. Тем не менее, я не обещаю, что среди бойцов не будет жертв. Мы в состоянии войны.
Старик рухнул обратно в кресло. Зал негромко шумел сотнями тихих разговоров и шепотов. А Тави все еще стоял за спинами взрослых. Его мать начала пробираться по рядам ложи, чтобы забрать сына с трибуны.
— Еще вопросы? — поторопил Киртаса. — Или все?
— Есть, — раздался негромкий, но звонкий голос. Шериф и председатель оба разом оглянулись и увидели Тави. Тот в мгновение ока оказался под ударом сотен взглядов и, испуганно вжав голову в плечи, шагнул к микрофону. Он выглядел как человек, в сорванной маске пытающийся добежать до шлюза своего дома.
Хинта вцепился пальцами в подлокотники кресла. Он вдруг понял — или почувствовал — что сейчас произойдет: догадался, что Тави собирается высказать свои мысли, и что те, наверное, будут публичным самоубийством. Его сердце сжалось от мгновенного спазма, он ощутил страшную слабость. Одна его часть тянулась вперед и вверх, чтобы лучше видеть Тави, другая обессилено падала на спинку кресла и сползала вниз, а третья — самая маленькая — пыталась понять, как Тави может быть таким смелым, как ему удается стоять там, рядом с главными людьми Шарту? Но куда бы Хинта ни стремился, как бы ни разрывался, он уже ничего не мог сделать.