Земля в иллюминаторе (СИ)

— Мой вопрос, пта, — стараясь сдержать дрожь в голосе, произнес Тави, — как вы видите дальнейшую стратегию Шарту в случае, если мы переживем эту ночь и следующий день? Что мы будем делать, кроме сооружения трех форпостов и изучения тел убитых омаров?

Он сделал вежливый шажок назад, но шериф не стал наклоняться к микрофону.

— Не совсем понимаю, что еще… — его голос, не направленный к залу, прозвучал очень тихо, остаток фразы утонул в помехах. По лицу председателя Хинта понял, что тот в ужасе. А шериф вдруг приобнял мальчика за плечи и подтолкнул того прочь с трибуны. Возникла заминка. Тави еще что-то сказал.

— А почему мы… — долетело до зала слабое эхо его голоса. Потом он, понурившись, пошел назад к административной ложе, у входа в которую мать встретила его пощечиной. Тави от этого удара будто совсем надломился. Зал отреагировал на сцену угрюмым оживлением. Хинта сидел, вжавшись в кресло, с отчаянно бьющимся сердцем, и понимал, что только что чуть не произошло что-то непоправимое, после чего он, наверное, не смог бы дружить с Тави, а сам Тави не смог бы жить в Шарту.

— Это твой друг, что ли? — спросил Атипа.

— Да, — еле выдавил Хинта.

— Чего это он? — подивился Риройф. — Полез, мелкота городская, с умной речью. Вот чудной.

— Кроме руки помощи от «Джиликон Сомос» и плана Киртасы, у нас не было ни одного значимого предложения, — обернувшись к микрофонам, подытожил Юрана Варта, — поэтому сейчас я объявляю голосование и перерыв. Те, кто еще не проголосовал или хочет воздержаться, могут выйти из зала. Остальных прошу как можно быстрее зафиксировать свое решение в терминалах. Через пять минут мы соберем все данные и объявим результаты референдума.

Голограмма над трибуной переключилась и начала показывать результаты голосования. У «Джиликон Сомос» все еще было около ста фанатов, а очки в пользу плана шерифа продолжали набегать и уже стремились к тысяче. Хинта хотел пойти поискать Тави, но отец ему не позволил.

— Исход ясен. Проголосуем и мы за Киртасу, чтобы со всеми. — И семейство Фойта осталось сидеть на своих местах, в ожидании, когда к ним в руки вернется терминал. Это заняло несколько долгих минут, после чего идти к Тави стало уже слишком поздно.

_____

Когда голосование закончилось, зал охватила новая суета. Большие шишки отправились провожать делегацию «Джиликон Сомос». Тави с матерью совсем скрылись из виду. Голограмма над трибуной превратилась в наспех составленный график с наименованиями отрядов и смен. К микрофонам, заменяя Юрану Варту, вышли две женщины-организатора и начали перекличку с распределением ролей. Она длилась долго и регулярно усложнялась прениями, когда кто-то из трусости или по объективным причинам начинал требовать, чтобы ему дали более легкий наряд. Риройф, не пытавшийся качать права, честно распределился в отряд у скалы Пикаджа. На эту ночь он был освобожден от повинности, а утром ему предстояла поездка в пустоши навстречу неизвестности. Лика предъявила документы о своей болезни. Атипа, напуганный тем, что может разделить судьбу Риройфа, заявил, что должен присматривать за больной семьей, и упросил комиссию назначить его в команду по обороне самого Шарту. В патруль своей улицы он не попал — все места были уже выбиты, зато сумел получить место в отряде наблюдателей — это означало, что до утра ему предстоит сидеть в засаде на скалах.

Когда они вышли из гумпрайма, уже наступила ночь. Туман рассеялся, но звезд не было видно — так ярко сиял всеми своими огнями Шарту. Горели все базовые, запасные и аварийные прожектора. На центральной площади царила суета — от складов прибыли машины и робоходы с оружием, пайками, спальными комплектами и скафандрами военного образца, и все это раздавали прямо с кузовов в толпу. Мужчины, которым предстояло идти в патрули, неуклюже сбивались в отряды и на ходу пытались разобраться с устройством винтовок. Кто-то истерично обнимал родных, будто тем суждено было погибнуть в первом же дозоре.

Хинта, смертельно усталый и эмоционально измотанный, застыл посреди всего этого движения, как во сне. Прожектора били в глаза, ветер гнал по ослепительно освещенной красной земле прозрачную рухлядь разорванных упаковок. Всюду, сверкая и пестрея разношерстными скафандрами, шли и толпились люди. Многие были уже в военной экипировке. Отсвечивали синим борта грузовых машин. Кто-то пытался упорядочить толпу и кричал на всех по громкой связи — команды-окрики сливались с ревом моторов и шелестом трепещущих на ветру пакетов.