Земля в иллюминаторе (СИ)

— Это лестно звучит, — скептически ответил Ивара, — но где мое погребение, мое свидетельство о смерти? В какого из героев я преображен? — Он развел руками. — Давайте не будем говорить обо мне как о фавана таграса, потому что этому нет — по крайней мере, пока — доказательств. И вся моя схожесть с Тави, которую замечали столь многие люди, может объясняться иначе. Давайте обсудим другие вещи: по возможности, достроим картину мира.

— Хорошо, — согласился Тави.

— Чего-то я все-таки не понимаю, — сказал Хинта. — Мы говорим, что есть машина, которая обеспечивает переселение душ…

— Нет, — поправил его Ивара. — Переселение душ — закон вселенной, поддерживаемый звездным ветром. Машина лишь поставляет тела, оболочки, дает шанс быстро возродиться людям определенного склада.

— Ладно. Мы сейчас по большей части разобрались с фавана таграса, и я сам ответил на вопрос о том, почему призраки приходят к золотым вещам. Я даже могу понять, почему они приходят к нам с вами — потому что мы теперь причастны. Но каков механизм этого процесса? Почему я вижу их в свете дня — прямо на стеклах, на траве, в ваших лицах? Вы их видите так же?

— Не совсем, — сказал Тави. — Скорее я их слышу — они, как речь Аджелика Рахна, проникают в мой разум.

— А я их чувствую, — сказал Ивара, — но не слишком ясно. Забавно, но для меня это ощущение похоже на работу в аудитории — словно нас здесь не трое, а класс или курс. Я их чувствую, как чувствовал толпу учеников, к которым поворачивался спиной. Я их не слышу и не вижу. Но я не видел Аджелика Рахна с тех пор, как мы пересекли линию Экватора. Если он пробудился, стал другим, то, возможно, контакт с ним изменит мое восприятие.

— Тогда почему я вижу лица? — спросил Хинта.

— Возможно, это очень субъективное явление, — пожал плечами Ивара, — и каждый воспринимает их по-своему.

— Они красивые? — спросил Тави.

— Да, — с некоторым трепетом ответил Хинта, — думаю, так можно сказать. Это идеальные лица. На них нет шрамов природы и жизни. Я не замечал в них явного уродства. У них вообще очень мало индивидуальных черт. Я не знаю, сколько им лет. Я даже не могу различить мужчин и женщин.

— Должно быть, это здорово — видеть их своими глазами. Их много?

— Их много, — эхом подтвердил Хинта, — и нет, я не уверен, что видеть их — это здорово.

— Думаю, они не издают звуков и не выглядят, — сказал Ивара, — но сам наш разум находит удобный для себя способ, чтобы их воспринимать. Ты и раньше был таким, Хинта. Ты порой удивляешь других, даже меня. Ты видишь то, что скрыто, замечаешь даже те эмоции у людей, которые сам не можешь понять. У тебя дар. Ты — мастер эмпатии.

И снова похвала обрадовала Хинту. Но теперь вместе с удовольствием он ощутил удивление, даже смущение. Он никогда не думал о себе тех вещей, которые сейчас сказал о нем Ивара. Хинта знал о своих технических талантах. Еще он стремился к зрелости. Он бы принял как должное, если бы его похвалили за благоразумие, за выносливость. Но Ивара хвалил его за те вещи, которые сам Хинта обычно приписывал Тави. И сейчас Хинта посмотрел на Тави. Но тот улыбался, будто был согласен с Иварой, будто Ивара, с его точки зрения, говорит очевидные вещи.

— Ты вместе с братом получил видение тех золотых врат. А теперь Ашайта мертв, и если между вами была связь, то отныне она уходит за грань смерти. Поэтому ты видишь призраков так, как мы их не видим.

Хинта неуверенно кивнул. Он тоже чувствовал, что все это правда. Неужели он настолько не понимал себя? Ведь, действительно, он всегда мог что-то сказать о людях — даже о тех, о которых ничего не мог знать. Вот, к примеру, Прата — Хинта теперь осознал, что почти видел, как тот шел по поверхности Луны. Неужели видения всегда были с ним, а он даже не осознавал их? И сколько всего мог бессознательно видеть и постигать его ущербный брат?

— Но откуда это во мне? — спросил он.

— Келп-тла? Я не знаю. Мир полон необычных людей. А ты родился и жил в необычном месте, на границе между всем и всем, в точке соприкосновения очень многих сил.

— А те золотые врата, — вернулся Тави, — они ведь тоже часть картины, которую мы теперь можем свести воедино?

— Безусловно. И думаю, я наконец-то знаю, где они и что они такое.

От этой новости мальчики встрепенулись.

— Расскажи, — нетерпеливо попросил Хинта.

— Современная онтогеотика считает, что планета заключена в одно кольцо — в кольцо Экватора. Но этих колец два. Экватор — это центральная широта планеты. Второе кольцо — это Меридиан. Меридиан идет перпендикулярно Экватору. Омар называл его Ас Кешал Гаум, говорил о нем как о «темном». Я думаю, такое название не случайно; возможно, суть его в том, что почти вся темная материя, попавшая на нашу планету, сосредоточена вдоль этой линии. Меридиан — конструкция не менее величественная, чем Экватор. Но Меридиан идет очень глубоко под поверхностью земли, а темная материя экранирует его, поэтому ученые веками не замечали его существования.

— И мы знаем, где проходит Меридиан?