Земля в иллюминаторе

Тави улыбнулся, откинулся назад, глубоко вздохнул; и в это мгновение его кровь начала обращаться в золото, а его слезы — в изумруд. Это зрелище было таким прекрасным, что Хинта на время забыл о смерти и разлуке. Он просто смотрел, как золотая пыль заменяет собой темную влагу, как хрупкое тело становится подобным статуе. На своих окровавленных руках Хинта тоже ощутил золотую пыль, и понял, что уже не держит за руку живого человека — пальцы Тави были похожи на металл или камень, из них ушла пульсация жизни. И тогда Хинту охватил ужас.

— Нет, — в который раз взмолился он, — нет, ты не должен умирать. Что мы будем делать без тебя? Не уходи.

— Нет, уходи, — возразил Ивара. — Лети. Будь свободен.

Но Тави уже не мог ответить словами. Его лицо разделилось; сквозь золотую кожу проступили две призрачные маски. Два духа рвались из него наружу, и в этих духах было столько силы, столько страсти, что воздух задрожал от соприкосновения с их энергией. В безумном порыве Хинта положил руку на лицо друга, пытаясь удержать этих духов там, внутри, но они, улыбаясь и плача, проскользнули прямо сквозь его ладонь. А само лицо и тело Тави вдруг распались, осыпались золотой пылью, взметнулись вверх зелеными искрами. Волшебный смерч поднялся на месте, где еще мгновения назад было тело мальчика. Ивара и Хинта, измученные, плачущие, остались одни над горсткой золотого праха, среди танца зеленых искр. Джилайси поднялся на ноги и в молчаливом благословении возложил свои белые руки на головы двух осиротевших людей. Потом он зашагал назад — в золотые чертоги. Хинта смотрел ему вслед и ощущал остывающее прикосновение на своих мокрых от крови и пота волосах.

— Он умер, — сказал Хинта. — Умер.

Он опускал руки в золотую пыль, но Тави там больше не было. После гибели Ашайты в душе у Хинты была черная пропасть. Теперь же там открылась другая пропасть — золотая. И это было намного страшнее. Потому что некуда было деться от этой пропасти — не было злобы, чтобы ей отдаться, слепоты, чтобы ею укрыться, плана мести, чтобы начать его воплощать. Только печаль — бесконечная, как сама вселенная, яркая, как сам огонь Итаирун.

— Он не должен был, — прошептал Хинта.

— Отпусти его, — встряхивая Хинту за плечи, охрипшим голосом приказал Ивара. — Он так хотел.

— Я не могу. Я тоже умер, если умер он.

— Ты жив, Хинта.

— Я люблю тебя, как любил он. Но я умер.

— Не говори так. Мне тоже больно.

— Я знаю. Тебе больно потому, что ты жив. Но мне не больно, как и ему не было больно. Меня просто нет.

— Это ложь, ты здесь, ты есть!

— Я не отпускаю его. Не могу. Я там, где он. Я туда, куда он.

Они замолчали. Между тем вокруг них по обе стороны врат происходили важные вещи. Вслед за волной энергийной Бемеран Каас явился Аджелика Рахна — он уже не был единым великаном, но снова распался на сотни отдельных золотых робо. Каждый из этих робо был воином и рубился с множественными порождениями фиолетовой плазмы. Аджелика Рахна переломил ход битвы, и теперь силы снова были на стороне золота. Воины света по баррикадам из омарьих тел пробивались наверх. Бой вышел за пределы чертогов перерождения, в новообразованные тоннели, по которым недавно прошло подкрепление омаров, и иссякающую орду били уже там.

А с другой стороны врат остались лишь три человека, которые должны были стать последними, кто воскреснет сегодня. Они приблизились, и Ивара поднялся им навстречу. Несколько долгих мгновений они стояли друг перед другом, не в силах переступить порог, поверить в возвращение счастья. А потом Амика все-таки сделал этот шаг, и первым обнял Ивару. Это объятие длилось очень долго.

— Не так ты хотел достичь этой встречи, — прошептал Амика. — Я знаю. Не новым горем ты хотел платить.

— Ты видел?

— Да.

— Этот мальчик был мне как ты.

— Я знаю. Я рад, что ты был не один.

Амика обнял Ивару еще крепче. Хинта смотрел на них снизу вверх и чувствовал в самом себе невозможную смесь переживаний. Уничтоженный, он все-таки мог радоваться за Ивару. Это была великая сцена — завершался долгий путь, встречались разлученные смертью и злом.

Потом Ивара обнял Эдру.

— Ты спас его, — сказал он. — Спас Аджелика Рахна.

— А ты нашел его, чтобы он спас нас и мир.

Потом Ивара обнял Кири, а сам Кири не в силах был обнять и стоял безвольный, плачущий не то от горя, не то от стыда.

— Ты прощаешь меня? Пожалуйста, прости меня за то, что я натворил.

— Нет. Я никогда тебя не прощу. Но ты можешь быть с нами снова, куда бы мы ни пошли. Я разрешаю это тебе, потому что без твоего таланта мы бы не спасли планету. Ты заслужил право быть с нами. Но и проклятие ты тоже заслужил.