Земля войны

В принципе это мало волновало Комиссарова. Ни один из претендентов, плативших ему деньги, не платил их за пост. Он платил их за то, чтобы быть включенным в список. Вряд ли кто-то из них будет настолько глуп, чтобы потребовать деньги обратно – за такую выходку можно ведь лишиться и нынешней должности.

Пули Федор Александрович тоже не боялся. Эти люди стреляли друг в друга не из-за денег. Они стреляли друг в друга из-за понтов. Московский чиновник не был частью этого общества, а потому и не подлежал осуждению или наказанию.

Комиссаров очень хорошо знал, за что убили Панкова. Панков переступил грань – он стал своим. Он водил дружбу с этими людьми, он пытался понять их, он смеялся на их свадьбах и соболезновал на их похоронах, – а потом он их предал, потому что предают только свои. Комиссаров никогда не собирался становиться своим – он всегда оставался федералом.

Поэтому Федор Комиссаров, еще утром потребовавший от своего подчиненного доказательств связи Заура Кемирова со всеми ваххабитами и всеми разведками мира, совершенно не волновался, если Заура назначат президентом. Его это просто не касалось.

Метрах в пяти наискосок от Комиссарова сидел министр финансов республики, и рядом с ним – глава Пенсионного фонда. Эти двое приехали очень поздно, минут двадцать назад, и теперь явно искали возможности поговорить. Комиссаров даже удивился, что с ними нет Сапарчи, – он бы дорого дал, чтобы посмотреть на лицо калеки, когда Гамзат сказал ему насчет памперса!

Все кавказцы были одинаковы. Они хвалились боевыми подвигами, они рассказывали, кто кого зарезал в пятнадцать лет, а потом они вступали в «Единую Россию», сидели в приемной и писали друг на друга доносы, чтобы первыми протиснуться к федеральной кормушке. Федору Комиссарову нравилось указывать этим людям на их настоящее место. Все, что он делал, он делал не только из-за денег, но и для того, чтобы доказать туземцам, чего на самом деле стоят их хвастовство и их гордость.

Леди Хильда Стейплхерст, сидевшая рядом с главой Комитета, кашлянула и спросила Федора Александровича на очень неплохом русском:

– Скажите, а как продвигается расследование теракта в Бештойском роддоме?

– Дело закрыто. Все террористы погибли при штурме, – ответил Комиссаров.

Но ведь должно быть… independent investigation 11. Насколько я понимаю, местные правозащитники продолжают расследование? – спросила пожилая англичанка.

Федор Комиссаров поглядел леди Хильде в глаза. «Видела бы ты этих, блин, правозащитников», – подумал он.

***

Гамзат Асланов впервые встревожился в час дня, когда по НТВ показали сюжет о визите вице-премьера Углова в республику. В трехминутном сюжете полторы минуты говорилось о заседании парламента, а остальные полторы минуты был прямой эфир с открытия памятника в городе Бештой, и на картинке мэр Бештоя и вице-премьер вместе разрезали синюю ленточку.

Гамзат Асланов вторично встревожился в два часа дня, когда по Второму каналу государственного телевидения прошел еще один сюжет о приезде вице-премьера. Сюжет продолжался две с половиной минуты и был посвящен только памятнику.

В половине третьего Гамзату доложили, что Сапарчи Телаев уехал в Бештой, и Гамзат презрительно фыркнул: «Вольно ж ему, взбесясь, бегать под автоматы Джамала!»

Однако когда Гамзат узнал, что мэр Бештоя Заур Кемиров и вице-премьер оторвались от общей делегации и к ним никого не допускают, он приехал на аэродром и велел везти его в Бештой.

– Извините, Гамзат Ахмеднабиевич, – сказал ему начальник аэродрома, – база отказывается вас принимать. Говорит, что опасно.

Гамзат побледнел смертельно. Дело шло к вечеру, а до Бештоя было сто сорок километров автострады и сто – горной дороги. Со смотровой площадки над Бештойским тоннелем две недели назад расстреляли машину главы администрации Карского района, и то, что это сделали по приказу Гамзата, не улучшало положения. В конце концов, площадку эту никто не запирал на ключ и не сдавал в аренду только представителям государственной власти.

Гамзат боялся ездить еще больше, чем он боялся летать.

Но еще больше Гамзат боялся проигрывать. Он сел в свой бронированный «мерс» и приказал начальнику охраны:

– В Бештой.

***

Джамалудин и Водров вместе вошли в актовый зал, плывущий вкусными запахами и хлопьями света из широко распахнутых окон, и первое, что бросилось в глаза аварцу, были дети.

Руководитель ансамбля Шамиль Атакаев таки приволок своих питомцев в старую крепость, и теперь двадцать пять мальчиков и девочек в черных черкесках и синих платьях плясали на деревянной сцене. Самому маленькому было шесть лет, мать и сестра его погибли в роддоме. Джамалудин хорошо знал его семью. В Бештое вообще все знали друг друга.

Джамалудин молча повернулся к Ташову, и Ташов, кивнув, стал пробираться за сцену.