Образовавшийся триумвират действовал напористо и энергично. Вскоре Баранов уже сообщал Шелихову, что лебедевцы, "соединясь двумя судами, "Иоанном" и "Георгием", поставили себе за правило причинять нашей компании вред и вытеснять нас отовсюду начали, сначала по Кинайской губе Качикматскую бухту себе присвоили и поселили тут многочисленную артель, и нас лисей промысел производить не допустили … и жителей тоя себе в совершенное рабство прибрали и с нами иметь собщение воспретили". Разом были нарушены и права шелиховцев, как старожилов Кеная, и соглашение марта 1792 г. между Коломиным и Барановым.
Затем лебедевские старшины составили и прислали на Кадьяк настоящий ультиматум: "За подписанием передовщиков Коломина, Балушина и мореходов Зайкова и … указное повеление … что и вся Кинайская губа им принадлежит, артель оттуда удалить и партии в промысел посылать воспрещали, также и в Чугацкой губе иметь занятие и дело не дозволяли". Захватывая богатые промысловые угодья в заливе, лебедевская компания делала рывок, пытаясь не только изгнать шелиховцев из Кенайского залива, но и отрезать им путь далее на юг. Присланный с этим указным повелением лебедевский промышленный Галактионов, как по пути, так и на самом Кадьяке вёл активную пропаганду - "развращал" шелиховских работных, пытаясь запугать их. Он предостерегал, чтобы "в Чугацкую губу ехать никто не осмелился, представляя, что там не допустят они помещаться и производить постройку судна; и уже все кормовые места заняты ими, уговаривал в том же и аглицких матрозов (на шелиховской службе), што там они помрут с голоду". Особенно рассчитывал Галактионов на возможность переманить на сторону лебедевцев англичан-кораблестроителей во главе с Яковом Егоровичем Шильцем. Он был наслышан о неладах его с Барановым, однако британцы так и не поддались на эти уговоры.
В то же время Баранову стало известно, что шесть байдар лебедевцев во главе с Балушиным и Коломиным ожидают только возвращения Галактионова, чтобы "напасть на кинайскую артель, вытеснить людей наших на Кадьяк и иноверцов аляксинских и кинайских, тут находящихся, себе в зависимость присвоить". Эти ценные и тревожные сведения были получены от индейцев, сопровождавших лебедевского посланника. Неясно, заставили их разговориться хитростью, или же они сами добровольно сообщили Баранову о этих воинственных замыслах. В любом случае лебедевские передовщики и мореходы так и не дождались возвращения Галактионова. Их посланец вместе со своими бумагами и списком "вредных против нашей компании лебедевских людей" был взят под стражу и вскоре выслан в Охотск.
Тогда разъярённые лебедевцы открыли в Кенайском заливе настоящие военные действия. Весной 1793 г. к Александровской крепости прибыли на шести байдарах 60 вооружённых лебедевских промышленных и союзных воинов-танайна. Они сразу "начали уже поступать неприятельски". Василий Малахов был осаждён и над его людьми нависла такая же опасность, как недавно над партией Коломина. Шелиховская артель во главе с Котельниковым была перехвачена осаждающими. Всех её членов ограбили, избили, "изувечили и кои не могли спастись бехством, перевязав, побросали в байдары и увезли с собой". В случае падения Александровской крепости шелиховцы оказались бы полностью вытеснены из Кенайского залива. Индейцы (по крайней мере часть из них) охотно поддерживали лебедевцев в этом предприятии - то была для них месть за набеги кадьякцев шелиховских артелей, которые учинялись ими ещё в правление Деларова. Однако Малахову удалось отстоять форт, хотя лебедевцы грабили дружественных шелиховцам индейцев и не раз провоцировали осаждённых на необдуманные действия, чтобы иметь возможность обвинить их в развязывании вооружённого конфликта.
Ещё тревожнее были вести о действиях Амоса Балушина. С сентября 1792 г. по январь 1793 г. он разъезжал в Чугацком заливе по следам недавних поездок самого Баранова и в уже "замиренных" шелиховцами селениях требовал от эскимосов "других аманатов" для себя. Чугачи отказывались, поскольку уже выдали заложников Баранову. По сути то была попытка "переоформить" зависимость аборигенов в свою пользу - как то уже пробовал проделать с коломинцами Григорий Коновалов. Частично Балушину это удалось: он оставил зимовать среди чугачей трёх своих людей и эскимосы приняли их, не видя особой разницы между различными группировками заморских белых людей. Любопытно отметить, что в "незамиренные" посёлки Балушин показываться не решался, особенно после того, как тамошние чугачи "несколько его постращали", о чём с нескрываемым удовлетворением сообщает в своём письме Баранов.