Земля забытого бога

Две дамы неопределенно-среднего возраста, одетые в совершенно немыслимые для того места, где они находились, кружевные платья, сидели за столиком в уголке небольшого деревянного кафе, принадлежащего базе отдыха, примыкавшей к старинной деревне Шемети. Одна дама была блондинкой, с острым носиком, явно привлекающим мужчин в подпитии, в белом кружевном платье с глубоким декольте, в накинутой поверх него белой норковой шубке-коротышке, другая же, как будто в противоположность первой, была одета в нарочито темные тона, черные, как смоль, волосы струились поверх черного же легкого шарфа. Дамы ничего не ели, не пили, лишь смотрели в тусклое окно кафе и о чем-то тихо разговаривали. Официантка, она же администратор базы, лишь изредка с неудовольствием поглядывала на дам, уже не надеясь, что те закажут хоть что-нибудь или уйдут.

– Ну что, дорогая, мы тут с тобой сидим и тратим время? – спрашивала брюнетка блондинку.

– Ах, сестрица, разве время имеет для тебя значение? Уже пора принять, что оно бесконечно, – отвечала блондинка.

– Безусловно, но бесцельно прозябать в этой дыре довольно скучно. Чего ты ждешь?

– Вот их, – блондинка кивнула на прошедших за другой столик мужчину и женщину.

Брюнетка оглянулась и хмыкнула:

– Милая, это отработанный материал. У них уже всё случилось. С ними неинтересно – ни страстей, ни событий.

– Ну, как сказать, сестрица, – отвечала блондинка, – а вдруг она изменит ему с молодым и уедет на море, а он найдет их и убьет изменщицу и любовника? Или он бросит её с ребенком ради страстной роковой женщины, а она перережет себе вены?

– Все бы тебе ждать продолжения, а продолжения, ремейки и прочие сериальные тянучки всегда хуже начала. В мире миллиарды людей, обуянных страстями, живущих эмоциями, испытывающих первобытные потребности, – вот наш контингент. Есть ли смысл сидеть в этом скучном месте, где нет ничего, что бы нас питало? – парировала брюнетка. – Давай, поедем в город, там полно одержимых молодых парней, жаждущих страсти и секса, выпивки и драйва. Соблазним их, дадим их разуму одурманить себя туманом инстинктов, а потом позабавимся вдоволь.

– Тебе лишь бы гадость сделать какую-нибудь, – грустно заметила блондинка. – А как же возвышенные чувства, ведущие к необдуманным поступкам, к сумасшедшим вещам?

– Милая, а это не одно и то же? Ты всё время забываешь, что мы неразлучны, без меня нет тебя, без тебя – меня. Добро и зло никогда не живут отдельно, это лишь звенья одной цепи, никто из людей не может сказать, что вот это – добро, а это зло. Мы, как олицетворения таких категорий, субъективны и неопределенны.

– Ах да. Все время считаю тебя мерзкой тварью. Привыкла, прости, так уж заведено. Но ты права, в деревне скучновато. Поехали тусить в клубец, сегодня пятница? Наше время!

Брюнетка кивнула, и дамы, шурша платьями, под одобрительный взгляд администратора покинули территорию кафе. Администратор выглянула на улицу полюбопытствовать, на чем дамы приехали, но деревенская улица была пустынна – ни дам, ни машин, никого. «Блин, зачем я водку запила той просроченной “колой”?» – подумала администратор.

* * *

В реставрационных подвалах отдела серый человечек Вадим Павлович тщательно изучал фолиант, который выпросил у Садомского. Он щупал страницы, рассматривал корки, нюхал переплет, как всегда, разговаривая сам с собой вслух. У Вадима Павловича была такая привычка, он не таил в закромах своего разума тайн, он всегда говорил то, что думал, будь это на людях или в одиночестве, как сейчас. Возможно, это его странное свойство не давало ему профессионально расти, а может быть, он к росту и не стремился, ему работалось вполне комфортно среди любимых черепков.

Однако любой мозг любит новое, не исключением был и мозг Вадима Павловича, а тут такая интересная книга. Тайком, пока Садомский бывал в отлучках, Вадим Павлович фолиант перечитал и оценил его как невнятное творчество одинокого средневекового человека. Но переводить на такое прекрасный пергамент было, по его мнению, верхом расточительности. Да и пергамент казался старше чернил и переплета с тяжелыми кожаными корками.

– Ну-с, что же ты за маг, который писал ерунду на дорогом материале? – спрашивал пустоту реставрационной Вадим Павлович, с лупой рассматривая страницы. Неожиданно он взял со стола скальпель и осторожно начал подрезать лист древнего фолианта. Это был смелый шаг – портить артефакты ему претило, но догадка была верной.

– Ах ты, я же говорил, говорил! Слишком толстые листы, пергамент обрабатывали тщательней, зачем в седьмом веке переводить такой прекрасный продукт? Вот, вот, сейчас взглянем, вроде поддается…

И верно, под острым скальпелем лист пергамента медленно расшивался на два отдельных. Вадим Павлович закончил почти хирургическую операцию, раскрыл полученные два листа из одного и задумчиво начал рассматривать разворот в лупу.