Земля забытого бога

– Здесь древние сосуды чистого серебра из Ассирии, на них Митра. Здесь золотые блюда с профилями всех наших царей. Свой профиль я тоже положил, Настуд, – усмехнулся Хосров, поднимая блюдо со своим изображением, – здесь кувшины, посвященные Анахите, тут лежат культовые чаши из древних храмов. Дары богаты, они должны понравиться Ахуре Мазде. Здесь сундук с серебряными дирхемами, этот – с золотыми. В дороге понадобится подтвердить твое благое слово, маг.

Шахиншах жестом приказал закрыть сундуки.

– А в этой повозке деревянный ящик. Береги его, Настуд, ибо это сокровище, это основа, которую надо увезти от смуты, что будет в нашей земле. На самом деле, может быть, этот ящик и не нужен нам, но пусть он вернется в первородную землю, и, возможно, там содержимое его даст силы смертным на переустройство материального мира. Я так полагаю, Настуд. Вот семь слуг, вот три воина. Ты можешь отдохнуть перед дорогой, а завтра с рассветом отправляйся в путь. Сегодня ужин на закате в беседке Бехистана, я жду тебя, маг.

При последних лучах солнца я, многопагубный, дрожа от нетерпения, вошел в беседку, где был накрыт ковер. Рис и хлеб, мясо ягненка и сквашенное молоко, вино и хаома, фазаны в меду и орехи, пахлава и фрукты горами лежали на ковре. На подушках у колонн, что смотрели на Тигр, лежал шахиншах, подле него справа воины, а по левую руку в легкой тунике с золотыми лентами, с черными волосами, заправленными в серебряную ткань, с гордым тонким профилем белела прекрасным лицом сама молодая царица Ширин. Она потягивала вино и губами катала маленькую виноградину, я же при виде ее не смог и шагу шагнуть вперед.

– Садись же, друг мой Настуд, ешь, пей вдоволь, завтра долгая дорога предстоит тебе.

Я сел, машинально взяв чашу хаомы.

– Я не знаю, маг, верно ли я делаю, но что решил царь царей – то непоколебимо. Знаю я лишь одно: в наше время материальный мир, взращённый еще царем Йимой, который говорил с самим Маздой, вновь становится основой, а духи отступают. Разве мог Заратустра говорить с богом о наказании за проступки? Разве бог благой, добрый, может наказывать детей своих? Разве Амеша Спента важны правила выпаса скота? Нет, маг, я так не думаю.

– Но шахиншах, – воскликнул я, – Авеста так говорит, разве можно усомниться в священном тексте?

– Авесту нынешнюю писали люди, и даже не пророк Заратустра. Книга книг написана магами, которые стали царями. У царя есть подданные, которые платят налоги, воины, которые защищают землю, дехкане, которые пасут скот и сеют хлеб. Им нужны правила, по которым они должны жить. А царь без них – лишь человек, такой же, как и все. Царю нужно управлять. И Книга книг правильно написана для царей. Но разве Христос, что жил шесть веков назад, – порождение Ахримана? А по Авесте – это так, он не следует законам Заратустры и, стало быть, одержим дэвами и служит злу. Но что злого он сделал? Нет, маг, законы добра и зла и законы людей – это не одно и то же. Так думаю я. Вот и посылаю тебя туда, в первородную землю, данную изначально Маздой людям, чтобы узнать истину. Когда ты обретешь ее – возвращайся, и мы побеседуем еще. А пока кушай и пей, Настуд.

Я пил хаому, и видения обнаженной Ширин преследовали меня. К полуночи, когда прохлада окутала землю, воины заснули на подушках, шахиншах удалился в покои дворца, а Ширин осталась в беседке, смотря на яркие звезды. Я подошел к ней и спросил ее:

– Великая прекрасная Ширин, ты помнишь меня? Ты помнишь наши ночи без сна в шатрах? Ты помнишь мою любовь?

Ширин посмотрела на меня и покачала головой:

– Нет, маг, не помню, потому что этого не было. Ты опоен хаомой, твои мысли туманны, ты видишь миражи.

– Ширин! Я выполнил твою просьбу, я влил яд в чашу Мириам, я отравил царицу! Ты обещала мне любовь!

Ширин не оборачивалась ко мне, глядя на небо.

– Маг! Ты бредишь. Я царица, и нет другой, а если и была – то давно там, на небе, а мы на земле, и тут только я. Любовь свою я даю только мужу, благородному и великому царю царей, который будет править всем миром. Ты же достоин любви, маг, но прочих женщин. Их много, найди себе любую. И прощай, не мешай мне любоваться звездами и смотреть их движения, не докучай, иначе я позову стражу.

Так сказала Ширин, я же в тумане хаомы удалился во двор к повозкам, размышляя, не вонзить ли мне кинжал в свою грудь, не взрезать ли сердце, чтобы кровь хлынула на камни и остановила движения тела, которое убило невинную Мириам?

Но я был слаб, душа моя захвачена дэвом, от которого нет избавления, и я всего лишь свалился под телегу и забылся тревожным сном. А утром меня разбудил суровый Бахрам, требуя отправляться в путь, пока жара не настигла, подсадил на коня, и к полудню мы были уже далеко от Тисфуна, дворца, шахиншаха и Ширин, коварной Ширин, которую я всё равно любил.