– Так вот, сосуд Анахиты был найден в 1750 году у деревни Слудка Кунгурской провинции Казанской губернии, потом это место вошло в Пермскую губернию, крепостным крестьянином барона Строганова, а барон к тому времени давно проживал в Париже. У крестьянина, имя которого история не сохранила, его отобрал управляющий и отправил в Париж, где его и утеряли. В дальнейшем, судя по различным источникам, серебро, возможно, сасанидское, находили там и позже, но, памятуя о том, что его отберут, крестьяне прятали и переплавляли его, после уже инициативу перехватили управляющие, рапортуя барину слитками якобы найденного драгметалла в самородках. Это не могло быть правдой – месторождений серебра в том районе не находили. Я думаю, что таким образом переплавили много изделий, – с сожалением закончил экскурс в историю Вадим Павлович.
Станислав Николаевич получил очередное подтверждение своим дедуктивным выводам. Раз в том районе находят серебряные изделия седьмого века, то, скорее всего, описание путешествия мага на север с дарами – не вымысел сумасшедшего. В его записях написано, что часть изделий разграбили при набегах на отряд, а часть изделий и монеты маг сам отдавал за пищу и безопасный проход по землям лесных людей – так, кажется, написано у него. Вполне возможно, что серебро было там именно поэтому. Но у мага в записях есть еще одно упоминание – о самых дорогих дарах, о золоте, о чём-то еще, что послал шахиншах в земли Заратустры. И этих находок за всё это время сделано не было. А золотое блюдо найдено на городище, изученном мало и поверхностно.
Садомский углубился в чтение археологических отчетов, любезно предоставляемых из непостижимых мест вездесущим Вадимом Павловичем. Монографии Полякова по Бутырскому городищу ничего не дали, кроме того, что описания городища полностью совпадали с описанием в записках мага Настуда. Садомский был в приподнятом настроении, но надо было найти более весомые доказательства для уточнения мест поиска золотого клада. Он всё-таки побаивался попасть впросак.
Клиент, который давал деньги на поиски, не простил бы Станиславу Николаевичу промашки. Не тот статус. И Станислав Николаевич рыл архивы, как крот. Его подгоняла жажда славы и блеск золотых монет, а еще то, непонятное, такое же, как «Авеста» в первом переводе Анкетиль-Дюперрона, которую так никто и не постиг. Толкователи переиначили смысл, дописав непонятое, но так и не разгадав непостижимое и тайное, то, о чём молчал даже древний маг.
Станислав Николаевич работал с документами. Было три важных дела, которые надо успеть отработать до приезда из Лондона человека из списка «Форбса». Первое – необходимо уточнить место поиска сасанидского золота. Те косвенные доказательства, что имелись у Станислава Николаевича, не давали точного места, а копать от Чердыни до Казани было нереально. Доказательств было немного: книга мага с описанием сокровищ и места, очень расплывчато указанного, исторические записи о находках серебряных изделий времен Хосрова, – но местоположение находок также было растянуто по берегам Камы, и не было хоть какого-либо их сосредоточения, и золотое блюдо с Бутырского городища, найденное местным охотником за сокровищами.
Даже если предположить, что Бутырское городище и есть то место, куда дошел и благополучно там умер иранский маг, то, чтобы раскопать его, потребовалась бы дивизия солдат и куча техники. А это невозможно, даже государство не могло обеспечить столь масштабные работы, да и завеса секретности была бы снята. А секретность требовалась. И это было второе дело, требующее решения.
Бутыры оставались основным вариантом для изысканий, для успеха которых надо было сохранить место в секрете. Хоть и были те места малопосещаемыми, да береженого бог бережет, так считал Садомский, попросив Кирилла обеспечить неприкасаемость археологического памятника. А третье дело было самое важное и вытекало из первых двух: доказать уважаемому человеку, что клад есть. При наличии такого доказательства Станислав Николаевич получил бы почти неограниченное финансирование раскопок, помощь в отправке найденного на мировые аукционы, деньги себе до скончания лет и славу…
По поводу славы все тоже было непросто. Роясь в архивах и записях известных иранистов, в том числе Льва Гумилева, Садомский уточнил возможные варианты состава клада, и это возбудило его еще больше. Золотые изделия необычайной красоты весом почти сто килограмм ждали его где-то в далекой пермской земле уже тринадцать веков. И если пять-семь вещей из одной коллекции могли уйти с «Кристис» за десятки миллионов долларов, то клад мага тянул на большее. Даже не найдя его и даже не будучи уверенным в его существовании, Станислав Николаевич, однако, уже планировал дальнейшие действия, ибо, как сказал Эйзенхауэр, «планы— ничто, планирование – все».