Земля зеленая

Он сел на плетень, Анна прислонилась рядом, — так ей легче, чем садиться и снова вставать. Осис не глядел на нее, — и без того на душе бесконечно тяжко и мучительно.

Когда темнота сгустилась и кусты загона слились в одну черную груду, Осис встал и перелез через изгородь. Анне это сделать было труднее, — юбка цеплялась за сухие прутья, ноги бессильно шаркали по мерзлой траве. Она пошла впереди, Осис — за нею и чувствовал себя так, словно это его отыскали поздним вечером в лесу и ведут домой.

Когда подошли к усадебной дороге, Анна не пошла напрямик в гору, а свернула краем поля к Дивае. Да, да. Осис одобрительно кивнул головой. Зачем торопиться! На дворе еще можно кого-нибудь встретить; нельзя поручиться и за Лача, что не залает и не выдаст. Они прошли лугом до яблоневого сада, обогнули плетень и выбрались на дорогу. Когда поднимались в гору, Осис потянул дочь за платок. Камни обледенели, на круче легко поскользнуться.

— Постой, — прошептал он. — Я пойду впереди. Камни обледенели, на косогоре легко упасть.

Камни действительно были скользкие, но Анна шла теперь за отцом, — он дорогу выбирать умеет. Все же ступала осторожно, сперва ощупывала ногой землю. От напряженной ходьбы кололо в боках как тупым гвоздем, в ушах звенело, в глазах плыли зелено-желтые пятна, перехватывало дыхание. Осису казалось, впереди он идет не только для того, чтобы выбрать для дочери более удобную дорогу, но чтобы встретить первым чужого человека, если попадется, — а от какой напасти придется тогда защищать Анну, ему и самому не было известно. Так они пробрались наверх, боясь кашлянуть или споткнуться. Двор был пуст, только над черной грядой камней поднимался колодезный журавль, словно тень какого-то страшного креста.

Вдруг в темноте заворчал Лач. Проклятый! Учуял, наделает теперь шуму. Но пес не залаял, — у испольщика неотъемлемое право ходить по двору днем и ночью. Все же Лач подбежал проверить: кто это другой? Обнюхав конец платка, ткнулся в ноги, мокрой мордой коснулся ее руки, потом отошел, и слышно было, как, шурша заиндевевшей травой, виляет хвостом. Это означало, что у него нет никаких возражений, он причисляет Анну к своим. Когда прошли дальше, пес вернулся и тихо поплелся за ними, чтобы проводить до кухонной двери, — это уже признак полного доверия, почти благосклонности. На сердце у Анны разлилось тепло, она едва не сказала «спасибо» за то, что этот первый из встретившихся ей обитателей Бривиней пустил ее, не прогнал прочь.

Дети уже спали. На перевернутом горшке горела лампа, прялка с льняной куделью отодвинута к кровати. Осис взял табуретку и поставил рядом с плитой.

— Присядь, пока я внесу сенник, — ты, верно, устала.

Да, очень устала, ноги онемели, голова кружилась. Почти упала на табуретку, по табуретка слишком высока, — нет возможности спрятаться в тень, куда не падает свет лампы. Отец внес сенник Андра; одеяло и простыня висели на спинке детской кровати. Анна быстро постелила на полу.

— Ну, ложись, — торопил Осис. — Накройся хорошенько, из-под дверей дует. И молчи, не перечь ей — все обойдется.

А сам быстро снял пиджак. У Анны на глазах показались слезы, — отец не сердится, еще защитить ее хочет. Но раздеться не успела, только, разулась; как была в тоненькой кофточке, так и прильнула к сеннику, накрыться одеялом уже не было времени.

Мать вошла торопливо, словно боялась, что запоздает. Осмотрелась, ничего не сказала и выбежала вон. Анна поспешила укрыться. Осиене внесла охапку дров и бросила у плиты с таким грохотом, что даже дети, на своей кровати зашевелились и забормотали. Сопя и ворча, вошел Браман, долго разувался и укладывался. Ни Большого Андра, ни Мартыня Упита еще не было. Они в комнате дворни, где начиналось обычное чтение вслух. Большой Андр заранее приготовил свое пальто и отцовскую шубу, чтобы потом идти спать в клеть. Мартынь тоже заблаговременно устроил себе ложе на чердаке в сене, рядом с дымовой трубой, где всегда тепло. Хотел было начать смешной и длинный рассказ про сыновей Викуля, которые до рождества спят на чердаке и даже однажды отморозили себе уши. Но раскрыв рот, спохватился, что болтовня сегодня будет неуместна. В доме сплошное горе: в чулане — Ешка, позорище хозяйской семьи; на половине Осиса — гостья, по ее вине он вынужден искать другое место для ночлега. Старший батрак прикусил язык, покосился исподлобья на окружающих. Лизбете хмурилась, Лаура смотрела сердито, хозяин с шумом повалился на кровать Либы. Большой Андр начал чтение, Маленький сидел рядом и следил за каждой строчкой.