Земля зеленая

Некрасивый поступок сына Бривиня с дочерью испольщика не бросал ни малейшей тени на самого усадьбовладельца. Такие вещи теперь случались часто. Мужчины, особенно молодые, даже гордились бравым молодцом, у которого хватило уменья и смелости соблазнить глупую овечку. У девушек было твердое убеждение, что виновата сама обманутая, пусть теперь плачет; о парне упоминали при этом только вскользь, мимоходом. Пожилые женщины вздыхали и жалели Осиене — несчастную мать, которой выпало такое бремя. Разве она не желала добра и не сделала для дочери все, что было в силах? Разве не учила хорошему поведению, не хваталась по три раза в день за розги и разве после всего этого Анна Осис в свое время не была единственной девочкой, которая могла прочесть Харфу наизусть даже самое трудное: «Да будет у вас такое сердце, какое было у Иисуса Христа»? Но, видно, такой блуднице добродетель не втолкуешь…

Так получилось, что Бривинь весь год оставался в центре интересов и внимания всей волости. Тут как раз и нагрянули выборы волостного старшины. Никто не оставался без дела, даже самые неречистые принялись помогать либо той, либо другой стороне. У Рийниека свои приверженцы, и они не зевали. Все, кому были даны льготы по уплате подушной подати или по гужевой повинности, все, у кого престарелые родственники были незаконно приняты в богадельню или кто пользовался теми или иными поблажками, поддерживали теперешнего волостного старшину. Разгоряченные противники порою даже и не думали о своем ставленнике, победа стала делом личной чести каждого. Мартыню Упиту, Осису и Прейману оставалось только изредка подливать масло в огонь, который и без того горел с треском.

Букис, Тетерис и даугавмиетанский Лиекнис изо всех сил старались, хотя и видели, что впустую. Чем ближе подходила осень, тем выше росла слава господина Бривиня. Рийниек, со своими Гравиевыми холмами, лавкой и домом для садовника, все больше уходил в тень.

Даже самые старые люди не помнили такого случая в Дивайской волости, чтобы в одной усадьбе в течение года было четыре свадьбы. То, что Иоргис из Леяссмелтенов заполучил Лауру Бривиня, было естественно и понятно, против этого никто не возражал. Близкое родство между женихом и невестой казалось бы предосудительным пли даже недопустимым и могло помешать свадьбе только для какого-нибудь бедняка или батрака. Но здесь ведь речь шла о двух землевладельцах и о двух состояниях, это — главное и решающее, остальные мелочи ничего не значили. Конечно, мужчины немного посмеялись над простоватостью этого большого увальня, шепелявившего, как мальчишка, у которого прорезались еще не все зубы. Женщины сомневались в том, выйдет ли хорошая хозяйка из такой цацы, которая все время сидела в цветнике и никогда не заглядывала в хлев. Но ведь в такой усадьбе, как у Иоргиса, при его богатстве можно развести цветник еще лучше, чем на глинистой земле Бривиней, — насадить гвоздики, левкоев, астр; рассаду привезут на лошади от садовника из именья. Что им, разве у них денег мало?

С этой парой было все в порядке, тут нечего ломать голову. Неясно только одно — когда будет свадьба: в последнее воскресенье перед великим постом или на пасху. Сомневались и в мелочах. Новую, расшитую медными украшениями упряжь для женихова жеребца Прейман к свадьбе, конечно, сделает, но успеет ли Бривиниете откормить как следует телку и поросенка? И как будут пировать — в обоих домах или только в одном? Под старый жилой дом Бривиней придется поставить подпорки, чтобы от танцев не обвалилась крыша; ну, а в зале Леяссмелтенов крутить «франкусез» и «аканшпиц» [56]могут пятнадцать пар зараз.

Почти все в порядке также и у Синода из Лиелспурей с Либой Лейкарт. Жить без жены дольше он не мог: уже околели два теленка — не было ухода; девочки росли настоящими дикарками, волосы скатались войлоком, самого тоже некому обмыть и обшить. У Либы еще со времен Лейкарта хранится отрез полусуконной материи, Сиполу выйдет полная тройка, ведь Лейкарт-то был выше ростом. Сиполу за глаза хватит, — Фриц Сили, как называли его дивайцы, Приц Палег, голиаф ростом, потому и не женился, что ему вышли бы из этого отреза только пиджак да брюки. А на жилет могло и не хватить!

У Сипола — поросенок, у невесты — три овцы, значит, все необходимое для семейного счастья есть. И могла ли Либа надеяться на что-нибудь лучшее? Циферблатом не особенно вышла, зря прождала хозяйских сынков и испольщиков побогаче — не польстились. И годики, милые, тоже не стоят на месте!

Сама Либа Лейкарт думала о Сиполе, а главным образом о себе, несколько иначе. Ей очень хотелось, чтобы и другие знали ее мысли и сумели понять разницу между тем, что на самом деле есть, а чего и в помине нет. Людям в Бривинях казалось, что они давным-давно разбираются достаточно хорошо в отношениях Либы и Сипола. Но Либа Лейкарт, не обращая внимания, слушают ее или зевают от скуки, могла бесконечно судачить о своих сердечных делах.