Земля зеленая

Осис видел и сам. Из домика Лауски в Озолинях вышла Битиене и затрусила по новой, только в эту весну расчищенной, дороге Яунбривиней. Мелкими, частыми шажками шла, чтобы выглядеть помоложе. Непокрытой черной головой вертела во все стороны, как дятел, когда ищет на сухом стволе, где бы подолбить. Мара быстро осмотрелась — нет ли здесь чего-нибудь лишнего, что нужно скорее спрятать. Потом оба стали напряженно ждать, с чем на этот раз пожалует.

Битиене подошла торопливо, словно молодая девушка, — забавной казалась легкость ее походки при такой тучности. Некрасивое цыганское лицо с широкими скулами светилось напускной сердечностью, узкие и бойкие глаза ласково улыбались. Поверх юбки она повязала маленький, обшитый самодельными кружевами, передник своей дочери Мары. Подходя и здороваясь, разгладила передник обеими руками, чтобы обратить внимание соседки на эту достойную зависти роскошь.

— Ну, как твое здоровье, как себя чувствуешь? — сразу начала она допрашивать Осиса. Не голос, а топленый мед и дуновение херувима. — Не стало лучше?

— Как может стать лучше, если не было хуже? — ответил Осис по возможности добродушнее и начал искать трубку, хотя курить давно уже не тянуло.

— Ох, так! Значит, все хорошо? Ну, слава богу, слава богу. — В сладком голосе все же чувствовалось разочарование. Битиене повернулась к Янке. — Гляди, как барахтается, карапуз маленький. Ну, на ножки такой не скоро станет.

Осис покосился на Мару, в уголках его глаз пробежала улыбка, — разве она на этот раз не найдется, как ответить соседке. Осиене поднялась, такая же ласково-ехидная.

— Да так только кажется, — подтвердила она, кивнув, — а на деле не то. Ест он у меня, как жеребенок, пять сосок в день, верите или нет. Хлеб пли творог с сахаром — ему все равно. Вот только что несла с выгона, знаете, даже рука отекла. Такой тяжелый.

Это было совсем не то, что хотела услышать Битиене. Что-то забулькало у нее в горле, но промолвить не могла. Снова разгладила передник — потому что соседка все еще не догадывалась похвалить.

— Такой пустячок, — посмеялась она, — тоненький, гладкий, совсем не чувствуется, что надет. Но сегодня Янов день, нельзя иначе, праздник.

Мара Осис опять кивнула головой.

— Ну, конечно, конечно! — И засмеялась точь-в-точь как соседка. — То-то я слышала, как ваша дочка кричит! Этой молодежи каждый свой пустяк золотом кажется, пальцем не дает дотронуться.

В масленых глазах Битиене промелькнуло что-то зловещее, по она сдержалась, только в голосе сладости поубавилось.

— Ах! Да зачем же это я прибежала? Не видали ли вы здесь моей курицы с цыплятами? С обеда не могу найти. Боюсь, как бы не унес ястреб, — проклятый Айзлакстский лес так близко, там их без счета.

— Нет, сегодня не видала, — поспешила уверить Осиене.

— А вот вчера побывала она в пашем капустном огороде со всей своей бандой, — сказал Осис, закуривая трубку.

— А позавчера в конопле, — добавила Мара. — Не бойтесь, милая, такую ни один ястреб не поймает. Теперь, наверное, у хозяйского дома или в Ритерах. Настоящая бестия, комком земли в нее никак не попадешь.

Соседка немного надулась, разговор повернулся в нежелательную сторону, не за тем она пришла. Глаза, как у ласки, забегали по гладко обтесанной двери с красивыми резными узорами и по окрашенным желтой краской переплетам оконных рам, потом остановились на белой драночной крыше, где блестели прямые ряды серебристо-серых, еще не заржавевших шляпок гвоздей.

— Ну, а как в дождь? Не протекает? — спросила она со скрытой надеждой.

— Нет, — Осис выпустил, какой только мог, густой клуб дыма. — Ни капельки. Спички можно на чердаке хранить.

— А-а… — протянула Битиене разочарованно. Потом перевела взгляд дальше, на другой конец постройки, где над амбарами и хлевом были приколочены свежеобтесанные жерди. — Ну, а эту часть соломой покроете?

Осис покачал головой и ответил с такой гордостью, на какую только был способен.

— Н-нет! Мой хозяин соломенных крыш теперь не признает. Осиновые чурки у меня уже заготовлены, Пусть подсохнут на солнце, пока кончим с сеном, тогда привезем станок из Крастов и нарежем дранки.

Видно было, что Битиене чувствует себя все более разочарованной.

— Наш Приц все же говорит, — сказала она громко (Придало ее зять Фриц Бауман). — Наш Приц говорит, что соломенные крыши куда дольше держатся. — И она повернула голову в сторону домика Лауски, над которым блестела крытая весной желтая крыша.

— Бауман, — Осис подчеркнул, что он говорит «Бауман», а не «Приц». — Бауман еще ни одной соломенной крыши не пережил. Раньше-то так оно и было. На подсеке рожь росла с крепкими чуть не синими стеблями, которые не гнили целый век. А теперь — посмотрите, через пять лет ветер уже рвет крышу в клочья.

Осиене в подтверждение кивнула головой, словно опытный кровельщик.

— Успевай только подставлять лестницу и лазить наверх чинить.

Соседка сделала вид, что не расслышала, старалась вернуть голосу прежнюю мягкость.

— Ну, как новая плита? Тянет?