Земля зеленая

Хозяин Бривиней не ответил ни да, ни нет, снова поглощенный своими мыслями. Креслынь счел это за хороший знак, С помощью волостного старшины многое можно сделать, что и не совсем по закону, сколько раз так бывало. Конечно, очень настаивать нельзя, такие дела надо устраивать помаленьку, обдумав. Немного повеселев от надежды, Креслынь больше не говорил о себе, — эти большие люди любят, чтобы говорили о них, поэтому старался подойти с другой стороны.

— Браман у вас больше не живет?

«Браман…» Ванаг вздрогнул, будто сам только что думал о нем же. Но тотчас же рассердился: как? Этот бедняк даже не знает, кто живет у Бривиня и кого уже нет!

— С чего ты вспомнил о Брамане?

— Да я ничего. Встретился на дороге, говорит: в Айзлакстском лесу дрова рубит. Сделал себе шалаш из веток, раз в две недели приходит за хлебом и мясом. Оборванный, грязный, смотреть страшно.

Гнев господина Бривиня улегся, он облегченно вздохнул и даже улыбнулся.

— Ах, раз в две недели? И сегодня снова ушел? Ты сам его встретил?

— У Стекольного завода. Говорит, рубит на опушке, около болота.

— Значит, поговорил с ним?

— Больше пяти слов из него не выжмешь. Насупился, как медведь.

Без всякой причины, казалось, Ванаг остался доволен.

— В шалаше из ветвей — и один рубит!.. Таков он всегда — в пару с другим его не впряжешь… Как медведь, это ты ловко сказал!..

Спешить, правду говоря, было некуда, и Ванаг пустил пегую шагом. На Колокольной горке оглянулся назад — Айзлакстского леса отсюда не видно… По мосту, охая и кряхтя, пробирался Сауснис из богадельни, ему трудно было передвигать свою деревяшку так, чтобы не попадала в щели. Волостной старшина придержал коня, пригласил хромого сесть на повозку. Польщенный старый солдат быстро заковылял к телеге. Не скоро он взобрался, по Ванаг его не торопил. Такая маленькая услуга иногда имеет большее значение, чем самая широкая благотворительность. Сами по себе эти калеки и слепые из богадельни были ничто — человеческие отбросы, облетевшие листья, юродивые с котомками. Но они шатались из дома в дом, разносили и сплетню и добрую славу, во всех углах волости у них родственники и знакомые. Большой шум поднялся даже из-за того, что Анну Кулинь переместили от печки за дверью. И если бы слепую Креслиниете удалось пристроить в богадельню. Бривинь считал, что об этом стоит подумать, — странно, как будто Креслынь ему добро сделал!..

В училище шла большая перемена. Девочки и мальчики с шайками, кружками и глиняными мисками бежали к родничку на откосе у кузницы. Крутой спуск, облитый водой, обмерз, стал скользкий, как стекло. Только большие могли удержаться на ногах, малыши на животе или сидя съезжали вниз. Сруб родника вмерз в ледяную глыбу; дети, лежа на животах, тянулись, пока не удавалось зачерпнуть хоть немного воды. Шум стоял страшный, Сауснис сморщился и протянул длинный узловатый палец.

— Смотрите, смотрите, господин старшина! Целый день так шумят. Только и есть покоя и тишины, пока сидят на уроках. Как выйдут, сразу — Вавилон, ад кромешный!

— Что ты хочешь, Сауснис? — спокойно ответил Ванаг. — Ведь дети. Ты и сам в свое время был не лучше.

— Я? — крикнул Сауснис, будто ему сказали, что он жаба или еще какая отвратительная тварь. — Меня мать всякий раз хватала за космы, если я каравай хлеба перевертывал нижней коркой вверх, а отец лупил, если я на пастбище кричал громко. А эти растут без выучки, без надзора. На уроках — Пукит хоть и тянет за волосы и линейкой бьет по пальцам, в угол на колени ставит, но этого мало, как только отпустит из школы, так — содом. Днем по нужде боишься выйти, только и смотришь, как бы не получить куском глины в голову.

Объехав кузницу, пегая медленно взбиралась на Почтовую горку. Ванаг покачал головой.

— У вас столько свободного времени, что за нуждой могли бы ходить по другую сторону дома, зачем мозолить ребятишкам глаза. А вы преете у печки, мерзляками делаетесь, неповоротливыми, как пеньки. Мимо ваших дверей пройти нельзя — вонь такая. И вообще — я не понимаю, что вы за люди. Одну лишь Качиню Катлап видел, как во дворе с ребятами беседует. А вы все — и старики и старухи — даже и смотреть на них не хотите, словно у вас самих детей не было.

Сауснис действительно такой, словно у него никогда не было детей. Каждого школьника он встречал и провожал бесконечно мрачным взглядом, бормоча что-то сквозь зубы. Бривинь натянул вожжи, чтобы поскорее проехать мимо дверей богадельни. Привязать коня взялся Сауснис, волостной старшина направился прямо в канцелярию.

В дверях вспомнил, что и сам не знает, зачем приехал, — подушная подать была отговоркой. Зарен давно уже все сделал. Сейчас он составлял списки взысканных долгов, называл по книге фамилию и сумму, а Густ из Калнасмелтенов на отдельном листке записывал. Оба с удивлением подняли головы, когда вошел, как с неба свалившийся, волостной старшина.