Земля зеленая

Чем ближе подходил назначенный день свадьбы, тем больший ужас охватывал Лиену. Днем на работе она еще забывалась, но когда наступала ночь, не знала покоя. Мерещился Светямур — жестокий и страшный, будущее казалось черной ямой, куда ее силой толкали.

Мысли в бедной головке так и метались, словно залетевшие в клеть ласточки. Как-то вспомнила Осиене. В субботу, поздно вечером, когда все уже легли спать, помчалась в Яунбривини, хотя и далеко было. Все же Осиене обратила внимание. Правда, и она пожаловалась на свои горести, но все же выслушала бессвязную, прерываемую всхлипываниями речь Лиены. Даже руками всплеснула от удивления. Они сидели у дома на скамеечке, еще не остывшей от солнца. Осиене нагнулась, чтобы в потемках лучше разглядеть лицо гостьи.

— Что ты, совсем одурела, что ли? — отчитывала она ее. — Такое богатство, такое счастье течет в руки, а ты еще мелешь вздор — идти или не идти! Постыдилась бы!

Даже плюнула от досады. Потом пошла как по-писаному.

— Красоткам никогда не быть счастливыми. Нет, для батрачки красота — одно горе. Ведь полюбил тебя Карл Зарен, а жениться не мог? Неразумные дети были вы оба, больше ничего. Теперь у него та, из айзлакстцев. Что за беда, что ходит в мужицких сапогах и что прозвали ее драгуном? Зато у Заренов теперь новый жилой дом, проценты в банк всегда уплачены вовремя, и старая Зарениете говорит: наконец-то нам хорошо, наконец-то мы зажили. Разве ты могла все это принести им в дом?

Волной нахлынули старые воспоминания, стало еще горше, — сердце сжалось как в тисках, сухие глаза горели.

— Но Карл Зарен начал пить, — вставила Лиена вполголоса.

Должно быть, об этом подумала и Осиене. Минутку помедлила, подбирая слова, чтобы сказать со всей ясностью и неопровержимостью.

— Таким пьяницей, как его отец, Карл Зарен не стал и никогда не будет. Он всегда был сдержанным и порядочным.

— Да, очень порядочным… — со стоном вырвалось из глубины души Лиены.

Осиене прислушалась, заговорила резко.

— Ну, что ты стонешь? Теперь, когда он в законном браке, да и ты сама… Стыда у вас нет, хоть бы греха побоялись! Для тебя единственное спасение — скорее выйти замуж. Мартынь из Личей плох, — думаешь, в другом месте будет лучше? Холостые хозяйские сынки — все они стерегут за кустами, как волки.

— Светямур тоже глядит волком… — простодушно вырвалось у Лиены.

Тут уж Осиене совсем рассердилась.

— Ты на самом деле так глупа пли только притворяешься?

Это ведь день и ночь! Светямур имеет право так глядеть, он на тебе женится.

— Но он очень противный… — простонала Лиена.

— Нет, ты действительно рехнулась! Какого писаного красавца ждешь? У меня когда-то был такой красавец — Осисом его называют. Вот этот самый, кто теперь, слышишь, кряхтит… Один бог знает, сможет ли еще осенью заложить лен в мочило и вымолотить ригу. Как мы аренду удержим, как удержим?.. Выкинь-ка дурь из головы, слушай, что тебе говорит старый человек. Счастье выпало на твою долю. Анна, потаскушка, не сумела взять его… В Риге — там таких ждут теперь, может быть, по улицам шляется, по трактирам… — Несколько минут она слезливо сморкалась. — Конечно, ангелом твоего Светямура назвать нельзя, кто же этого не видит? Но мастер он хороший, большие деньги загребает. За то, что берет тебя к такому богатству, руку должна ему целовать. Если сперва и будет трудно, поживешь — привыкнешь, тогда узнаешь, как хорошо, как легко будет.

Она замолкла и поднялась.

— Не могу понять, чего ты раздумываешь, чего хнычешь. Дважды огласили в церкви — это почти что повенчали. Теперь уже поздно раздумывать, сделано — и конец. Не дури и не мели другим такого вздора. Что скажут люди? Услышит портной Ансон — раззвонит на всю волость.

Люди — это самое страшное. Сколько раз Лиена мысленно видела ухмыляющиеся лица и оскаленные зубы, слышала противное шепелявое бормотанье Ансона… Нет, только не это, этого она не вынесет, это была стена, которую не пробить и не обойти.

Подавленная и разбитая, плелась она по опушке Бундженского леса в Личи. Она всегда была боязливой, но сейчас ей все безразлично, у нее на душе еще темнее и страшнее. Маленькая птичка, вспугнутая из кустов, взлетела, как камень, подброшенный невидимой рукой, и упала в черную тьму под ели. Пропала… конец…

Два дня ходила Лиена, стиснув зубы, и непрестанно себе твердила: «Теперь нечего говорить и нечего думать… сделано — и конец…» Но однажды утром не могла больше стерпеть, сама не знала почему, — мучили ли ночью страшные сны и кошмары или еще больше запутался клубок мыслей. Загнала коров, не стала слушать ругани старой Лициене и помчалась к священнику.