Земля зеленая

За зиму Калвициене заезжала еще несколько раз. Вызывала Лиену во двор, в комнате ведь не поговоришь, — старая Лициене сразу хватала метлу и начинала мести с такой силой, что камешки выскакивали из крепко утоптанного глиняного пола. Как-то Лиена шла с коромыслом, несла с Браслы мягкую речную воду для гороховой похлебки. Мимо проезжали Калвицы — муж с женой. Калвиц вдруг придержал лошадь, очевидно, хотел сказать что-то важное. И начал убедительно говорить. Подумала ли она о том, что собирается сделать? Это — не пустяк и не шутка, — вся жизнь и судьба решается. Разглядела ли она хорошенько этого обросшего шерстью пруссака и знает ли, что он за тварь? Почему Анна Осис не ухватилась за это счастье, а предпочла убежать в Айзлаксте к такому бедняку, как Лейниек? Анне в десять раз было труднее прожить, чем ей — такой молодой, красивой и свободной, — для нее все пути открыты, вся жизнь впереди…

Но продолжить не удалось. Калвициене так заорала, что он осекся. Что понимают мужчины в жизни и судьбе женщины? Взять, к примеру, ее, Калвициене, разве это счастливая доля с таким арендатором, который ни второй лошади купить не может, ни ботинки жене починить? Разве такой муж думает о том, какая жизнь у жены в вечных трудах и бедности? Разве она не могла выйти замуж за того же хромого шорника? Посмотри, как живет жена ремесленника. Дарте Прейман не нужно косить траву и день за днем шлепать в хлеву по грязи. Долго ли сохранится красота, если всю осень торчишь в закоптелой и пыльной риге? Что он сравнивает Лиену с Анной Осис? Анна — непутевая блудница. Ей нужно было бы руками держаться за Светямура, зубами уцепиться, чтобы не выпустить. Теперь, конечно, кусает пальцы, что проморгала такое богатство и счастье, да поздно.

Калвициене не позволила мужу ничего возразить, выхватила вожжи, дернула, и они уехали. Лиена, пока шла с ведрами домой, облила водой все ноги, пошатывалась, коромысло съезжало с плеча.

Долго носилась она в мечтах, как по волнам. Иногда поднималась высоко-высоко; слышала, как стучит туго набитый бумажник о край закрома; мерещились зеленые, синие и желтые шелковые платки.

А иногда падала глубоко вниз. Откуда-то из сумрака выплывала обросшая щетиной рожа… Ночью Лиена глубоко зарывалась лицом в сенную подушку, чтобы не вырвался предательский стон, у старой Лициене сон, как у мыши, — просыпалась от малейшего шороха и принималась ворчать. Да и Мартынь часто с сопением выходил на двор, будто тащил тяжелую ношу, возвращаясь, останавливался, всматривался в темноту, вздыхал и ложился на свое место.

Был бы хоть кто-нибудь, с кем можно посоветоваться, поделиться сомнениями и страхами. Лиена вспомнила, что тут же, за рекой, живет в Крастах Лиза Зелтынь — жена Мартыня Упита. В свое время Лиена почти дружила с ней. Но у Лизы свое горе: Мартынь запил, никак не удержишь. В общем, золото — не человек, плохого слова не скажет, ни в чем не перечит, даже не сердится на то, что в приданое Лизе отец дал старую корову — в середине лета не выдоишь больше трех штофов. Как зверь работает, но что проку — едва завернет на станцию, двадцати копеек как не бывало, а то и вылетит целый полтинник… Тут не скопишь на лошадь, не доберешься до исполья! Ах, беда, большая беда, если муж пьяница!

Жалуясь на свое несчастье, Лиза и не заметила чужой беды. Ничуть не успокоясь, ушла Лиена. Только одно теперь знала твердо: самое большое несчастье на свете — это муж-пьяница. Но Светямур не пил, не курил. Купить лошадь и начать жизнь испольщика — для него сущая безделица. Если бы только не эта ужасная щетина и сгорбленная спина… Но где же найдешь человека, у которого и деньги бы водились и изъяна не было.

Все же весной, когда священник в церкви огласил их, Лиену охватили еще большая нерешительность, сомнения, страх. В Личах до Юрьева дня ей не выдержать. Молчаливый Мартынь вдруг обрел дар речи, он теперь так кричал, будто Лиена была последней лентяйкой, и смотрел на нее так презрительно и брезгливо, словно на урода. Приходилось остерегаться, как бы старуха не огрела палкой по голове. Уже не брань вырывалась у нее из уст, а выливалось что-то омерзительно противное, как из вонючего застоявшегося мочила.

Однажды явился Светямур. Он уже не вытаскивал бумажника и не хвастался, — сидел, развалившись, засунув руки в карманы брюк, вытянув далеко вперед ноги, и точно хозяин нанимаемой батрачке разъяснял, что должна делать Лиена и чего не должна, какие ломтики сала надо резать для поджарки и как варить кофе. На этот раз он не постригся, пальцы и те волосами обросли, даже не умылся как следует. Сердце Лиены сжалось от недоброго предчувствия.

Лиза Мартыня Упита не могла помочь ни советом, ни сочувствием — у нее самой большие неприятности из-за пьяницы мужа. В отчаянии Лиена побежала в богадельню, по и там по услышала доброго слова. Отец прихворнул, жаловался на свою жизнь, на ломоту в костях и боли в желудке. Качиня Катлап жила уже в Вайнелях, остальные старики и старухи и слушать не хотели такую молодую болтливую девушку.