Земля зеленая

Не успела Осиене опомниться, Анна с Мартой уже вышли. Осиене не плакала, не кричала, даже Звирбулиене, обладая тонким слухом, не могла понять, что она там бормочет вперемежку с порывистыми вздохами. Долетали только обрывки слов.

— В Ригу — этого можно было ждать… Дорога уже проторена — там ждут таких… По улицам, по углам… по постоялым дворам и трактирам — там они, такие… А нашим Яунбривиням нужен работник — молодой, сильный работник… Ох! Ох!..

О себе Анна много не думала, тут все ясно — ни мать, ни бог, ни сатана ничего изменить не могут. Но чтобы Лиена попала в лапы этому зверю… нет, ее надо спасти. Передать через кого-нибудь — пусть придет, нужно открыть ей глаза, чтобы по доброй воле не лезла в петлю.

Но через два дня разразилась беда, затмившая все остальное. Придя с работы, Анна долго не могла понять, что случилось. Звирбулиене с бранью разрывала свои нары, только пыль летела к потолку. Август стоял, прислонившись к горячей плите, и, морщась, терся, не понимая, где жжет. А жгло не на шутку, таким подавленным Анна его никогда еще не видела.

— Сами вы дрянь! — кричал он в ответ матери. Потом передразнил: — «Почему бы тебе не взять горсточку, когда никто не видит, никто ведь не сидит на них…» А столяр спрятался за кучу стружек и подсмотрел… И как схватит, черт, — оторвал воротник у пиджака. А потом собралась вокруг вся банда — и давай шарить по карманам — в брюках, под рубахой… Не засунул ли еще чего-нибудь… И пошли припоминать: у одного на прошлой неделе топор унесли, у другого угольник словно в воду канул. Говорят — позвать бы жандарма и обыскать у них лачугу.

— Глаз у тебя нет, что ли? — ругалась Звирбулиене. — Не мог сперва осмотреться, не подглядывают ли?.. И разве умный человек среди бела дня лезет в ящик? Баранья голова! Вечером надо было, когда смеркнется, когда все соберутся у костра варить похлебку…

— Брешешь, старая дура, ничего не понимаешь! Вечером все ящики в сарае, а сарай заперт…

Оказалось, что Август взял из ящика горсточку казенных гвоздей — немножко больше горсточки, и за это его прогнали с работы. Поругавшись, оба начали причитать, что из-за такого пустяка человека лишают работы и хлеба. Будто разорит казну такая горсточка! Будто в сарае не сложен целый штабель полных ящиков? Нет, бедняку не найти правды.

А вечером Звирбулиене рыла яму за хлевом. Поросенок визжал, словно его резали. Август вынес два жбана в точности таких, с какими на станции ходят смазчики вагонов, огромный гаечный ключ, отрезок толстой глиняной, покрытой глазурью трубы… Дальше Анна не смотрела, — еще приплетут к ним, как сообщницу.

Всю ночь Звирбулы ругались и стонали. Что теперь делать, как будут жить, лишившись богатого заработка. До сих пор постоянно плакались, что на эти несчастные шестьдесят копеек в день никак не проживешь, теперь, оказалось, — потеряли целое состояние.

К счастью, на следующий день приехал из Риги Андр Осис. Одет он был в костюм, купленный в магазине, держался спокойно и уравновешенно. С достоинством сказал Звирбулам, что кричать нечего. У них остается плата за комнату вперед за три недели, если кто и может говорить о надувательстве и разорении, так только Анна.

Андр взял на руки Марту, Анна несла узелок с вещами. Впереди пронеслась на станцию Земитиене, — она уже несколько раз бегала жаловаться, что девочка Анны Осис ест краденые в буфете бутерброды. Когда подошел поезд. Земитиене вышла на перрон с ведром и щеткой, обмотанной тряпкой; с сияющим лицом победительницы она следила, как ее соперница садится в поезд.

Всю дорогу сердце Анны тревожно билось от страха перед Ригой и новой жизнью. О Лиене и ее беде не вспомнила ни разу.

6

Нет, не нашлось никого, кто мог бы спасти Лиену Пакли-Берзиня от беды.

С первого же дня в Личах она поняла, что жизни тут не будет. Батрак Блекте со своим сыном Рейнисом жили в отдельной комнатке на половине дворни, словно какая-то странная пара семейных батраков, пекли для себя хлеб, доили свою корову; видели их только на хозяйском поле. У старого Блекте правая рука тоньше левой и бессильно болтается, на хорошее место у порядочного хозяина он рассчитывать не мог, зато Рейнис, здоровый и сильный парень, работал за двоих. Оба они — робкие и боязливые, словно забитые лошади или как должники, которые взяли взаймы и знают, что за всю жизнь им не расквитаться. К удивлению волости, они остались в Личах и на второй год, зря прождали у Рауды в день найма, никто другой не захотел их нанять.

Для маленького хутора Личей двух батраков за глаза довольно. Три лошади и шесть дойных коров бродили по огороженному выгону, овец хозяева не держали и обходились без пастуха. В Личах не водились ни куры, ни кошки, жила только одна собака, и та старая, полуслепая и полудохлая, никогда не лаяла, ее не кормили, она рыскала по полям и канавам в поисках пищи, а на ночь забиралась спать под навес риги. Утром, заслышав шаги старой хозяйки, она торопливо убегала.