Земля зеленая

Бите подошел вплотную.

— Мы осмотрели и решили… Пятьдесят бревен можно бы вывезти оттуда, — нам сподручно…

— Шестьдесят, — поправил Бауман. — И сами бы вырубили.

— Вы? — Господин Бривинь, казалось, только теперь разглядел их. — Как пчелы вокруг чужого улья! — Он сильно хлопнул по плечу Баумана. Другой рукой хотел хлопнуть Бите, но, промахнувшись, покачнулся, расхохотался весело и задорно. — Ах вы, пчелы[68]. Пчелки! Нищие!

И пошел вниз. Пукит за столом, должно быть, опять отпустил хорошую шутку, — старый жилой дом сотрясался от громкого дружного смеха.

2

Балдав в церкви своевременно объявил о торгах, но так как они совпадали с Юрьевым днем, очень немногие покупатели собрались в Яунбривини. Отчасти неудачным было выбранное для них время, но главная причина заключалась в том, что у Осисов ничего особенного для продажи не было, совсем ничего из того, что теперь так нужно людям.

Сепаратора у него не было, маслобойки тоже — Осиене до последнего времени сбивала масло ложкой в миске. Три коровы — еще неплохи, но у четвертой, поговаривали, воспалены соски. Какая уж теперь доярка эта Осиене — поди, угадай, какая из их коров сухостойная, лучше уж на торги вовсе не ходить, чтобы не попасть впросак. На верстак Осиса и его столярные инструменты охотники нашлись бы — все у него самодельное, а уменье Осиса хорошо известно каждому. Однако не верилось, чтобы Осис стал продавать их; он хоть и на ладан дышит, а все еще надеется, что снова станет на ноги.

Весь хлам Осисов, назначенный на продажу, был сложен посреди двора в кучу. Конечно, это совсем неправильно, каждому хотелось бы посмотреть нужную вещь в отдельности, чтобы знать, сколько предложить за нее. На торгах всего выгоднее выносить вещи постепенно: когда одна продана, можно сунуть в руки оценщику вторую, таким путем иногда удается сбыть за приличную цену и грошовую рухлядь. Но разве Калвиц и Калвициене могли бы вдвоем все из дому вынести. Тале могла подавать только мелкую утварь, других помощников не было. А ведь когда покупатели войдут в раж, надо предлагать им вещи без передышки, задержка может только испортить дело.

Покупателей было мало еще и потому, что Осисы пригласили оценщиком никому не известного русского Турса — нового помощника писаря, а не станционного извозчика, языкастого Пурагайля, который умел заговаривать зубы. Этот Турс — двадцатилетний парень — хоть и здоровенный, а медлительный и никудышный, и притом у него маленский говор, казавшийся тихим гудением. Вряд ли из него будет толк — сама Осиене была этим обеспокоена. Единственное оправдание этого выбора, что Турс не требовал денег за труды, а согласился на два стакана грога — один перед торгами, другой после.

Катыня и Пичук носились по двору, словно на крыльях, — такая невиданная куча вещей свалена, это ведь чего-нибудь да стоит! Вещи вокруг, — хорошие знакомые, но сейчас посреди двора они выглядят совсем чужими. Большой ларь для муки, когда стоял в клети, казался огромным, а теперь был каким-то съежившимся, унылым, хотя ребята по-прежнему едва доставали до нижнего края покатой крышки. Коричневый кованый сундук, в котором когда-то хранилось приданое матери, валялся пустой, с прогрызенным мышами дном; бывало, один из малышей залезет в него, а другой захлопнет крышку, и тогда там, в сундуке, можно было кричать сколько влезет, мышь все равно не услышит. Но забавнее всего выглядела на дворе детская кроватка, совсем пустая, с чисто вымытыми досками. В Ритерах Осисы сняли маленькую комнатку, и для второй кровати там нет места, поэтому дети будут спать на полу, на сеннике. Спать на полу — это казалось Катыне и Пичуку чудесным, они не могли дождаться, когда продадут все это старье. Янка ходил надувшись: вынесли на продажу и маленькую табуретку, на которой отец сидел, когда свивал веревки, — в играх она заменяла Янке верховую лошадь. Теперь табуретка грустно стояла на бочонке из-под селедок, и мальчик, не отрываясь, смотрел на нее.

Явился на торги и молодой Карл из Заренов, взявшийся записывать и принимать вырученные деньги. Осиене последний раз вышла за угол дома, посмотреть, не идет ли еще кто-нибудь по усадебной дороге Бривиней или по лугу со стороны большака. Повернувшись в сторону Ритеров, сразу увидела: от домишка Лауски шла семья Бите. Битиене с Бауманиете шли впереди, оправляя платочки, Бите, задрав седую бороденку, семенил за ними, они все утро вытягивали шеи в сторону Яунбривиней. Прица Баумана не было — он с рассвета возил дрова и складывал около хлева, неизвестно, что еще придумали, почему не там, где всегда. Осиене вбежала во двор и крикнула:

— Ну, теперь придется начинать! Идут владельцы Яунбривиней, они ведь ждать не станут.

Стакан грога Турс уже выпил. Кивнул головой и, дожевывая закуску, встал. Большой молоток Осиса уже лежал тут же, на столе — этим молотком Осис когда-то прибивал доски в настил пола, топором делать это ни за что не хотел.

Перебирая на верстаке инструмент знаменитого столяра, Сиполиене из Лиелспуре жаловалась: