Земля зеленая

Пришли на торги престарелые хозяин и хозяйка Озолиней, они держались в сторонке от семьи Бите. Конечно, жаль, что разоряется такой хороший человек, как Осис, но чужая беда приносит и им некоторую пользу: если бы Бите не купил Яунбривини, то неизвестно, сколько времени пришлось бы терпеть соседство шумной воровской семейки в домишке Лауски. Вчуже неприятно было смотреть, как эта тройка, стоявшая тесно в ряд, алчными, завистливыми глазами провожает каждую проданную вещь, будто и она им нужна, будто все это — их собственность, которую сегодня развезут, растащат по всей волости.

Земитиене из Крастов с отчаянием удерживала своего мужа от участия в торгах. Когда Земит бывал навеселе, им овладевала страсть все покупать — чистая дурь, как говаривала Земитиене. Он уже выторговал себе корыто для поросенка, совсем ненужное в его хозяйстве, а теперь порывался оставить за собой острый топор Осиса, хотя дома у него было два. Какой-то умник все время громко хулил телегу Осиса, чтобы отвадить других покупателей, а сын этого хитреца стоял в сторонке и ждал, когда можно будет взять вещь за бесценок. На торгах ведь каждый старается как бы купить подешевле.

Приехал и лошадник Рутка. Все знали, зачем он здесь. За гнедого Осис выплатил ему долг еще прошлой осенью. Ясное дело, что на такого норовистого охотников не найдется, никто не пожелает за свои деньги тащить такое несчастье к себе домой. Не была ли эта коняга отчасти виновата и в том, что Осис торговал здесь, как выброшенный на задворки, выкорчеванный пень? За гроши гнедой достанется тому же Рутке, чтобы он потом всучил его кому-нибудь, кто еще не знает, что за сокровище этот мерин. Кося свои белки в сторону конюшни, Рутка стоял, прислонившись к своей телеге, и, ожидая свой черед, скучающе похлопывал кнутовищем по голенищу.

Хозяин Озолиней купил два стула, и теперь на одном сидел сам, а на другом — его старуха. Он спокойно посасывал трубку, изредка накидывая за что-нибудь по пятачку. Он не шумел, как хвастливо выпятивший грудь Земит, но не допускал, чтобы ту или иную вещь отхватили даром. Осиене издали поблагодарила его взглядом: этот порядочный человек был на торгах их благодетелем — не позволял расхватать их имущество за бесценок.

Она подтолкнула сестру локтем.

— Посмотри, уж не Иоргис ли Вевер идет там, вдоль поля Бривиней?

Калвициене утвердительно кивнула, конечно, сам Иоргис Вевер, никто другой. Это было неожиданностью. После того как Андр удрал в Ригу, семья Осиса сочла, что все родственные связи с Иоргисом порваны. Никто, однако, не слыхал, чтобы Иоргис сердился или поносил их, вообще он не любил говорить о своих семейных делах и не вмешивался в чужие. Все же Осиене чувствовала себя виноватой перед ним и теперь не знала — идти ему навстречу или убежать в дом. Но так как Иоргис незаметно присоединился к толпе, то не понадобилось ни того, ни другого.

Литовец-батрак уже собрался уходить и стоял с вещевым мешком за спиною. Все время топчась за спиной Карла Зарена, он поглядывал через плечо, как в сите Осиене прибавляются деньги. В Клидзине у батрака умер ребенок, сегодня похороны, но ксендз отказался совершить погребальный обряд, покуда ему не заплатят за это трех рублей. За весенние работы литовцу недодали как раз три рубля шестьдесят копеек, он нетерпеливо ждал, не выдастся ли маленький перерыв, когда хозяева с ним рассчитаются.

С возом дров ехал Бауман. Жена поспешила к нему навстречу и успела рассказать про лестницу. Приц и обычно-то ходил гордо задрав голову, а теперь, рассерженный, выпрямился еще больше. Босяки этакие! Налезли полон двор, нельзя с дровами подъехать! Хотел было проехать прямо через толпу, но не удалось. Чьи-то руки схватили лошадь под уздцы, кто-то только что купленной лопатой огрел ее по спине, кто-то не очень-то бережно помог вознице слезть с телеги в крапиву у забора. Битиене и Бауманиете визжали понапрасну, зря кричал и Бите о насилии и Сибири. Их просто-напросто оттолкнули в сторону, а Бауман вынужден был повернуть воз и, боязливо озираясь, объехать толпу, сделать большой крюк.

Наконец из конюшни вывели гнедого — конь шел нехотя, упираясь, будто чуя недоброе. Турс пустил в ход все свое красноречие, Ну, сколько посулят хозяева за этого породистого жеребца, которому в Юрьев день исполнилось всего двенадцать лет и шесть месяцев? На Одзинской ярмарке за старшего брата гнедого заплатили пятьдесят рублей, теперь, весной, такого работягу не сыщешь и за шестьдесят. Если погуляет недельку-другую на травке, гарцевать начнет в упряжке, без ременных вожжей пусть не вздумают садиться…

Лошадник Рутка оторвался от своей телеги и, приняв гордый вид, приблизился к оценщику.

— Десять рублей! — бросил он небрежно и распахнул свое кожаное полупальто. — От доброты сердца даю, думаю, Осис все-таки кожу ему до костей не продырявил.

Совсем неожиданно за его спиной чей-то голос произнес: «Накидываю рубль!»

Пораженный, Рутка обернулся с усмешкой и стал искать глазами этого глупца. Ну, конечно, старый Озолинь, тот ему приветливо кивнул.