Земля зеленая

Но почувствовал и другое: они оба — и Андрей и Анна — совсем не такие, какими он их представлял. Только при пожатии руки на лице Андрея промелькнула улыбка, он выглядел сильным, возмужавшим, но чересчур уж серьезным и сдержанным, как будто только что сбросил невыносимо тяжелую ношу и теперь опасается каждого резкого движения, чтобы опять не кольнуло в спину или в плечо. Разве жизнь в Риге не такая уж легкая, как болтают здесь? Нет, это, должно быть, что-то другое, но сейчас у Андра не было времени допытываться. У Анны промелькнула мысль: вот теперь была бы, пожалуй, кстати песенка о старых девах. Но какая же это старость, — стала еще красивее, лицо под белой соломенной шляпой бледное, нежное; чужими были только две морщинки, сбежавшие от уголков рта вниз, словно след чего-то долго угнетавшего.

Жена Андрея — ее звали Марией — сразу взяла Андра в свое распоряжение: пусть положит на телегу вот этот пакет, в нем смена детского платья; да как бы не смять, здесь ведь, наверное, и утюга не найдется. Телега без подножки, Андр должен поддержать Марию, чтобы не упала, когда, садясь в телегу, встанет на конец оси. Потом нужно посадить девочек, — под мышки брать нельзя! — так можно вывихнуть ручки, держать следует вокруг талии, так вреда не будет. Когда Мария и девочки разместились, по сторонам осторожно уселись Анна с Андреем, стараясь не помять своей спутнице блузку: ведь кисея такая тонкая. Места всем хватило, Калвиц, все рассчитав, положил поперек широкую доску. Андр с удовольствием выполнял все указания Марии. Она совсем не такая, какой здесь изображают горожанок, — не жеманница и не белоручка, распоряжалась деловито, словно хозяйка. Некоторые полунемецкие слова звучали у Марии смешно и странно, но она не кичилась ими, они вырывались у нее естественно, не вызывая насмешки.

От станции Андр пустил лошадь рысью, иначе не полагалось. Но когда переехали Диваю и выбрались на гору, рижане попросили ехать шагом — до сумерек далеко, спешить некуда, они хотят посмотреть на поля и подышать свежим воздухом.

Воздух действительно был свежий, даже прохладный и чуть влажный после жаркого дня. Солнце зашло, но вечерняя заря обещала гореть долго. Пашни повсюду уже зазеленели, только посевы позднего ячменя еще лежали темными пятнами и полосами. У переезда, в цветнике за будкой, девушка со светлыми волосами, в ярко-красной блузке склонилась над клумбой с нарциссами. Андр на передке телеги сидел с вытянутыми руками, как кучер самого Зиверса. Не вытерпел и пустил такой рысью, что непривычные горожане начали вскрикивать. Но зато в ложбине Угей он приостановил коня — пусть послушают соловьев.

Ложбина Угей густо заросла ольхой, черемухой, ивой, разными кустами и папоротником. С одной стороны дороги широко раскинулись ели, стоявшие в ряд до самой Браслы. По берегам Браслы до полотна железной дороги — сплошной молодняк: липы, березы и белая ольха, а под ними — курчавая, путаная чаща орешника. Не сосчитаешь, сколько здесь поет соловьев, воздух наполнен трелями. Андрей Осис глубоко вздохнул, точно и песни можно втянуть вместе с воздухом, и покачал головой.

— Эх, птицы, птицы! Только из-за них стоит хоть раз в год сюда приехать, чтобы не позабыть эти края совсем.

— Весной в Аркадии тоже один поет, — сказала Мария, — но у того голос не такой звонкий.

До самых Личей звенели соловьи. Какой-то мужчина шел с реки, перекинув полотенце через плечо; увидев подводу, сошел в канаву, пережидая, пока проедут мимо; над ивняком, как огромное розоватое яйцо, блестела освещенная закатом лысая голова.

— Не Мартынь ли это из Личей? — спросила Анна Осис, когда они уже отъехали.

— Он самый, — рассмеялся Андр. — Не любит встречаться с людьми.

— И волосы у него не отросли?.

— Где там! Все время держались веночком над воротником и по вискам, а теперь и эти сбрил, — нет их, так и совсем не надо.

— А в церковь по-прежнему ходит?

— По-прежнему ходит и по-прежнему там спит, — отозвался Андр и, подумав, почему-то добавил: — А мы больше не ходим, ни отец, ни мать.

— Вот как! — Андрей казался приятно пораженным. — Этого я не ожидал. Умно делаете.

— Нашел ум! — Мария локтем подтолкнула его в бок. — Придержи-ка язык, не начинай здесь умничать!

Но Андр, очевидно, был зол на этого Мартыня из Личей, поэтому не мог так скоро успокоиться.

— В этом году ему не везет: сам должен коров доить, сам молоко кипятить, не может найти батрачки.

— Должно быть, кормит плохо, — решила Мария. — Хуторские — не хозяева: говорят, скупые, как черти.

— Нет, сам он ничего, но его мать сущая чертовка. Ни одна батрачка не может выдержать, живьем ест.

— Хорошо, — вырвалось у Анны не к месту.

На самом деле она хотела сказать: хорошо, что ты такой взрослый парень и все еще не знаешь, почему не живут батрачки в Личах, хорошо, что характером ты остался ребенком; эти негодяи в Личах позорят всю волость.