Все три батрачки и Осиене собрались в кружок и смотрели на деревья. С десяток скворечен висели на кленах и на большом ясене; одни круглые — из дуплистой черной ольхи, а другие сколочены из дощечек. Каждая женщина в Бривинях выбирала себе парочку скворцов, за которой наблюдала с самой весны: как строят птицы домашний очаг, как выводят птенцов, кормят их и охраняют свое жилище. Скворец Осиене часто прыгал за нею по борозде, когда она ползала, выпалывая в огороде сорные травы. У Либы самый бойкий и сердитый, даже воробья не подпускал к своему дому. Лиена очень гордилась старым скворцом, который каждый год селился в дупле вяза; в этом году скворец еще больше выделялся приподнятым на головке пером. Оно, вероятно, было сломано в поединке из-за ревности, по выглядело как хохолок у жаворонка или признак родовитости.
— Посмотри! Нашел дождевого червяка и несет жене на завтрак! — показала Лиена.
Ее скворец и впрямь такой молодцеватый, что у других женщин проснулось нечто вроде зависти.
— Ну что из того, что несет! — отрезала Анна. — Ты думаешь, мой не носит? После росы дождевые черви так и тянутся по пашне.
Накормив жену, хохлатый снова взлетел на ветку, повертелся во все стороны, его гладкий сине-зеленый в мелкую крапинку кафтан переливался на солнце.
— Какой гордый! — восхищалась Лиена.
— Он у тебя словно усадьбовладелец на этом вязе, — презрительно вставила Либа.
Мартынь не мог пройти мимо, не вмешавшись в болтовню женщин.
— Или сын усадьбовладельца, — прибавил он, не подумав.
Он не подумал, но зато они… Осиене посмотрела на него сердито, Либа с Анной переглянулись, улыбаясь, и подмигнули друг другу. Лиена так покраснела, что слезы выступили на глазах. Мартынь сразу понял свою оплошность, но сказанного не воротишь. Черт бы взял этот язык, нигде и никогда не знает удержу!
Загладить промах он не успел, в дверях показалась хозяйка, строгая, почти сердитая.
— Ну, что это, почему на молитву не идете?
— Ой! А я еще чистый передник не подвязала! — Либа бегом бросилась в клеть.
Осис пощупал, хорошо ли застегнут ворот рубашки; Мартынь почесал затылок под фуражкой и нехотя пошел вслед за другими.
В понедельник утром было туманно и ветрено. Когда старший батрак Бривиней спускался с чердака, его пробирала дрожь.
Солнце еще не взошло. В спилвской низине причудливые верхушки черного ольховника выступали из седого тумана, словно ощипанные. В хлеву захлопал крыльями петух и закукарекал, но щадя глотки, наверно проспал. В Межавилках чуть слышно откликнулся другой.
У поленницы дров с вечера припасена ровная крепкая жердь, чтобы сделать вагу для выворачивания камней. Мартынь вошел на половину испольщика за топором. Осиене уже пряла, приблизив нос почти вплотную к шпульке, иначе трудно было что-либо разглядеть. Осис мрачно почесался и, присев на табуретке около кровати, начал обуваться.
— Что ж это ты по-господски — с утра в «сапогах»? — сказал Мартынь. — Где твой топор?
Топор лежал под кроватью, топорище выглядывало наружу, и Осис счел лишним показывать.
— Щиколотки потрескались, черт его знает отчего; намочишь росой — сильно саднит. — Он сбил о глиняный пол присохшую к лаптю грязь.
— Не мог разве на дворе выколотить, в комнате и без того от грязи житья нет! — Сегодня Мара с самого утра еще мрачнее мужа.
Он бросил невыколоченный лапоть, схватил провонявшую онучу и стал обертывать ногу.
— А ты своей паклей совсем будто не пылишь! Сегодня, кажется, дождь будет?
— Никакого дождя не будет, — уверенно возразил Мартынь и нагнулся за топором. — Ветер мглу разгонит, и днем на Спилве солнце как на сковородке будет жарить. Вставай, Андр, вставай, солнце из-за леса уже выставляет рога!
Казалось, Андр спал так крепко, что ничего не слышал. Сонливость была самым большим его недостатком, он никогда не мог досыта выспаться.
— Одно несчастье с ним, — ворчал Осис, засовывая ногу в лапоть. — Неужели всю жизнь его будить буду!
— Ничего, — посмеялся Мартынь, — потом жена поднимать станет.
Обтесывая вагу и наискось срезая ее толстый конец, старший батрак несколько раз кинул взгляд на дверь комнаты испольщика. Громко крякнув, с расчетом, чтобы и в комнате было слышно, он вскинул на плечо готовую вагу.
Но сердиться не было причин, Андр вышел с лопатой на плече, держа на согнутой руке тупой хозяйский топор. Медленно, точно его тащили на аркане, и высоко поднимая в мокрой траве ноги, побрел он вслед за тем, кто считал себя как бы вторым хозяином Бривиней, кто всегда «лез из кожи». На крыльце амбара показалась Либа и, одергивая на ходу юбку, юркнула обратно. Петух охрип от крика: пришла пора выводить в поле многочисленное семейство.
Когда работники спустились к Спилве, туман отступил уже к кустарнику близ выгона Осиса, окутывая все колеблющейся молочной пеленой, над которой висела розовая дымка.