Граф Николай Шереметев уговорил приехать в Россию Шарля Дидло, французского танцовщика и хореографа, работавшего в Париже, Бордо, Лондоне и при шведском королевском дворе. Дидло заключил контракт, обязуясь танцевать и ставить спектакли. Этот артист из Франции сыграл решающую роль в дальнейшем развитии русского балета. Впервые оказавшись в Санкт-Петербурге в 1801 году, Дидло застал там балетную труппу из 114 человек со своим репертуаром, школой и высокой культурой танца. При трех хорошо оснащенных театрах, существовавших за счет казны, имелись мастерские, в которых изготавливали костюмы и сценические декорации, по качеству превосходившие и английские, и французские. Дидло немедленно приступил к работе по созданию труппы, отвечавшей его представлениям о совершенстве.
В 1809 году император Александр I приказал провести реформу балетной школы. Наряду с музыкой и театральным искусством, с этого времени стали преподавать общеобразовательные дисциплины. Вводились регулярные медицинские осмотры учеников, а раз в шесть месяцев устраивался отчетный спектакль, на котором присутствовали другие артисты, учителя, учащиеся и родители. Особое внимание уделялось развитию национальных талантов.
В первые годы работы в Петербурге Дидло приходилось делить лавры успеха с российским хореографом Иваном Вальберхом, и хотя Дидло был одаренным и изобретательным постановщиком, создавшим множество балетных спектаклей, по натуре он был заносчив, импульсивен, и поэтому приобрел себе не только почитателей, но и врагов. При возобновлении контракта в 1811 году возникли трения — рассерженный Дидло покинул страну. Его убедили вернуться лишь через пять лет. На этот раз он занял положение непререкаемого авторитета и оставался в России вплоть до самой смерти, наступившей в 1837 году.
Шарль Дидло стремился создать труппу, которая могла бы составить конкуренцию парижской. В столице Франции он никогда не чувствовал себя оцененным по достоинству. Возглавляя российский балет в течение двадцати восьми лет, Дидло сумел добиться почти невозможного: он поднял российскую школу танца на недосягаемую высоту, сделав ее ведущей в Европе. В годы работы под руководством Дидло балет стал самым излюбленным видом искусства и никогда уже не терял завоеванных позиций.
Дидло требовал от балерин и танцовщиков железной дисциплины. Он был взыскательным, если не сказать деспотичным. В гневе он мог оттаскать ученика за уши или за волосы, если ему не нравилось, как тот исполнил свой номер. Маэстро, как правило, появлялся в классе с палкой или плеткой и пользовался своим орудием наказания без всякого стеснения. Однако этому строгому блюстителю дисциплины удалось воспитать замечательных танцовщиков. Французский хореограф почти удвоил размер балетной труппы, и в 1828 году в ней насчитывалось уже 186 человек. Дидло был одним из первых хореографов, ставивших танец на пуантах.
Шарль Дидло — современник величайших русских поэтов, и неудивительно его убеждение, что танец должен быть «поэзией в движении» и в нем важны как техника, так и драматический образ. Благодаря этому мастеру, русские стали уделять большое внимание характеру танца и выражаемым в нем чувствам. В пушкинской строке «русской Терпсихоры души исполненный полет» воплотилось представление об идеале русского балета, который не померк и сегодня.
С самого начала Дидло приняли как своего в кругу писателей, артистов и художников Петербурга. Он стал первым постановщиком балетов с драматическим действием и в поиске новых тем принялся за изучение истории. Хореограф был блестящим рисовальщиком и запечатлел свои идеи в прекрасных рисунках. Ему предложили позаимствовать для балетов сюжеты пушкинских произведений. В 1821 году, когда Пушкин находился в кишиневской ссылке, Дидло взял за основу балетного либретто недавно опубликованную поэму «Кавказский пленник». В том же году маэстро предпринял новую постановку балета «Руслан и Людмила» в петербургском Большом театре. Годы успеха Дидло пришлись на тот период, когда Пушкин был еще жив. Поэт, некоторое время изучавший технику классического танца с одним из его учеников, был большим почитателем таланта хореографа и писал, что его балеты «исполнены живости воображения и прелести необыкновенной».