Земля Жар-птицы. Краса былой России

Тиссо прервал описания своих поездок 1893 года по фабрикам и бесед с нигилистами, чтобы с галльским жаром рассказать о трапезе в прославленном трактире Лопашева, часто посещавшемся купцами. Весь трактир был отделан в старинном русском стиле; гигантские медные самовары стояли вдоль стен, украшенных деревянными резными панелями и золототканой парчой. Столы были сервированы кувшинами шестнадцатого столетия из золота и чеканного серебра. На буфетных полках красовалась «мозаика из закусок» — икра, редиска, масло, анчоусы, колбасы, копченая лососина, сельдь, фаршированные раки, гусь, начиненный квашеной капустой, корюшка, оливки фаршированные и со льдом, и ломтики ананаса. На столе частоколом стояла водка в разнообразных старинных бутылках с многоцветными этикетками — рябиновка, дубняк, водка, настоенная на черной и красной смородине, водка с названиями «Переход Дуная», «Пушкин», «Болгария», «Петр Великий» и «Норденшельд», последняя с плававшими в ней кусочками льда. В те годы ресторан предлагал своим гостям поражающее количество супов, поскольку, по наблюдениям Тиссо, «суть русской кухни состоит в разнообразии». Здесь подавали стерлядь с печенью угря («это изобретение русских — пища богов!»), щи и суп с капустой «по-гречески», щи с крапивой, с варшавскими гренками, суп из утки, суп-пюре с ветчиной или зайцем, «малороссийский» гречневый бульон с кроликом, густой пожарский суп, украинский борщ, щи ленивые, рассольник с телячьими почками, грибной бульон и многое другое. К этому предлагались разнообразные пирожки: начиненные трюфелями, визигой, морковью, квашеной капустой, луком, рисом и грибами, приготовленные по-кавказски, по-ливонски или по-московски. После этого принесли уху а затем Тиссо угостили типично русским блюдом — молочным поросенком с кашей, и наконец киселем, густым фруктовым напитком. Все блюда запивались русским пуншем, рецепт которого Тиссо описал так: «В серебряную чашу вылить две бутылки шампанского, добавить ломтики ананаса, фунт сахарного песка и полстакана вишневой водки. Пунш можно подавать охлажденным или разогретым». Он добавлял, что на его столе стоял лес рюмок всех форм и размеров, на которых встречались такие изречения, как «Здоровому человеку все на пользу» и «Не пить значит не жить», и что еда была, по купеческим стандартам, «чрезвычайно скромной», ведь купцы, приходившие к Лопашеву пировать, никогда не заказывали меньше двенадцати главных блюд!

В многочисленных чайных, разбросанных по всему городу, половые в белых рубахах подавали прекрасный заморский чай янтарного цвета с изысканным ароматом с ломтиком лимона, дамам — в чашках, а мужчинам — в стаканах. За этими чайными столами друзья собирались для негромкой беседы, а покупатели и продавцы — для заключения сделки, так как без чашки чая не проходил ни один серьезный разговор.

По воскресеньям, когда все отдыхали, жители Москвы отправлялись на прогулку в один из садов, служивших украшением города. Там, по наблюдениям американского путешественника, посетившего Россию в 1893 году, они отдыхали среди подстриженных живых изгородей, на лужайках с яркими цветами, в окружении лип, вязов и белых акаций, темных елей и стройных берез, простиравшихся до самого горизонта. Там русские, и мужчины и женщины, курили и играли в карты, которые они очень любили, а немцы пили пиво, курили трубки и слушали оркестр, песни тирольцев или цыганского ансамбля.

В некоторых парках имелись цыганские рестораны, куда русские охотно шли под вечер; в Петровском парке находился знаменитый Яр, где любил кутить и Распутин. В Яре выступала прославленная цыганская певица Варя Панина. Ходили слухи, что страстная Варя, изнемогая от неразделенной любви к одному гвардейскому офицеру, приняла яд и умерла прямо на сцене, на глазах у своего избранника, исполняя песню «Рвется сердце». В другом ресторане, в Стрельне, была устроена оранжерея со стеклянными стенами и крышей. Пальмы и другие тропические растения окружали искусственные гроты с белыми столами, за которыми сидели посетители; искрящиеся струи фонтанов вычерчивали затейливые узоры над бассейнами. В Стрельне имелся также большой зал с жарко пылавшим камином, где пели хоры цыган, мужчины в белых вышитых русских рубахах, девушки в ярких шелковых платьях. В 1912 году английский вице-консул Роберт Брюс Локкарт был так растроган пением цыган, что записал: «Цыганская музыка более пьяняща, более опасна, чем опиум, женщины или вино!.. Перед звучащей в ней душераздирающей мольбой не могут устоять ни славяне, ни кельты. И лучше любых слов выражает она сокровенные и обычно подавляемые желания человека. Она вызывает восхитительную меланхолию, то романтическую, то чувственную. В ней есть нечто от безграничной шири русской степи. Она — ярчайший контраст ко всему англо-саксонскому. Она полностью разрушает скованность и условности. Она может склонить человека к растратам и даже к преступлению…»