Русский писатель Мельников-Печерский описывает баню богатого волжского крестьянина девятнадцатого века. «Баня стояла в ряду прочих крестьянских бань за деревней, на берегу Шишинки, для безопасности от пожару и чтобы летом, выпарившись в бане, близко было окунуться в холодную воду речки. Любит русский человек, выпарившись, зимой на снегу поваляться, летом в студеной воде искупаться… Высокая, белая, светлая, просторная, она и снаружи смотрела дворянскою, а внутри все было чисто и хорошо прибрано. Липовые полки, лавки и самый пол по нескольку раз в год строгались скобелем, окна в бане были большие, со стеклами, и чистый предбанник прирублен был».
Попав в баню, русские парятся до полного изнеможения, хлещут себя березовыми вениками, а затем, голышом, красные от жары, бросаются вниз головой в ледяную воду речки. Русский писатель Александр Куприн описывал такую сцену: «Первое впечатление было, что ты объят огнем, пот не выступает, охватывает ужас, сердце замирает. Но скоро тело привыкает к холоду, и когда возвращаешься в баню, чувствуешь невыразимую легкость, так будто бы каждый мускул, каждая клеточка твоего тела наполнены блаженной радостью, мягкой и в то же время полной энергии».
В 1805 году один англичанин с изумлением отмечал: «У русских есть лекарство от любой болезни: выпить два стакана водки, попариться с веником, а потом окунуться в Неву или покататься по снегу».
Невоздержанность русских в еде и питье еще более шокировала иностранцев. По русской пословице, «пир удался, если каждый напился». Но, пишет Коль, в то время как после выпивки немцы становятся грубыми и хвастливыми, англичане грубыми и отвратительными, а испанцы — мрачными и мстительными, русские веселятся и блешут юмором. «На первой стадии опьянения они начинают безудержно болтать и рассказывать разные истории, петь и объясняться в любви, и, целуясь, едва не душат друг друга в объятиях. Постепенно даже враги примиряются и тоже начинают обниматься, прежние обиды забываются. Всех незнакомцев, любого положения и возраста, встречают сердечно, целуют и принимают ласково…» Напившись, русские, по словам Коля, не дерутся, но часто крушат столы и стулья, бьют окна. «Чем больше русский пьет, тем лучше кажется ему мир, и наконец ликование выливается в нескончаемую песню, и с песней, бормоча себе под нос, он возвращается в санях, полусонный, домой, куда его трезвая умная лошадь привозит сама». На вопрос Коля, обращенный к крестьянину, о привычке к выпивке, тот невозмутимо ответил: «Такими русских сотворил Господь, что ж поделаешь? Кто изменит их?»
Как бы то ни было, это тоже проявление человеческой природы. Воспитанные в теплой душевной атмосфере, русские никогда не были одержимы пуританской идеей неискупимого греха. Православная церковь учит, что любой грех, если в нем искренне покаяться, может быть прощен. Сильная сторона русского характера состоит в том, что во всех несчастьях и испытаниях русский сохраняет здравомыслие и чувство уверенности. «Брань, — скажет русский спокойно, — на вороту не виснет», и «одна речь не пословица». Прямодушный и несентиментальный, он сочувственно относится к человеческим слабостям и промахам: «Не рой яму другому, сам в нее попадешь».
Как человек близкий природе, русский знает жизнь в разных ее проявлениях и трезво, реалистично ее оценивает. «Назвался груздем, — гласит пословица, — полезай в кузов»; «По одежке протягивай ножки».
Жизнь простолюдина протекала в неспешном ритме природы и направлялась церковью. И там, и тут его приучали к терпению. «Бесовская работа быстрая, — говорят русские, — простая да броская. Бог трудится медленно; посмотри на мир». Вера в Господа настолько характерна для русского человека, что слово «крестьянин» по сути то же самое, что «христианин». После посещения России в 1867 году каноник лондонского собора Святого Павла написал: «Мне кажется, что ощущение присутствия Бога, чувство сверхъестественного проникло в жизнь русских глубже, чем в жизнь других народов Запада».
Православная церковь учит, что «Бог всегда среди нас», и в напоминание об этом иконы вешали не только в «красном углу» каждой избы, но и у колодцев, у родников в честь Святой Параскевы Пятницы, в конюшнях, в торговых лавках и ресторанах, в учреждениях, даже на железнодорожных станциях.