Земляки

Память все же выталкивает и выталкивает из глубины прожитой жизни светлые, милые сердцу далекие дни. Так в мутной, стоялой воде тихого озера бьют со дна чистые родники. Вот, змеи... Был тогда на деревне дед Куделька. Он говорил ребятишкам, что за каждую убитую змею - сорок грехов долой. А если змею бросить в огонь, то можно увидеть на брюхе ее ножки - много-много. И ребятня азартно снимала с себя грехи. И жгли змей, и правда, когда она прыгала в костре, на брюхе у нее что-то такое мелькало - белое, мелкое и много. Ребятишки орали: "Видишь! Вон они!" Все видели ножки.

До обеда, как трава совсем обсохла, старик косил. Солнце поджигало; на голову точно горячий блин положили.

- Слава богу! - сказал старик, глядя на выкошенную плешину: отхватил изрядно. На душе было радостно.

Он пошел в шалашик, который сделал себе загодя, когда приходил проведать травы. Теперь можно хорошо, не торопясь поесть.

В шалаше теплый резкий дух вялой травы. Звенит где-то крохотная пронзительная мушка; горячую тишину наполняет неутомимый, ровный, сухой стрекот кузнечиков. Да с неба еще льются и скользят серебряные жаворонки-сверлышки,

Хорошо! Господи, как хорошо!.. Редко бывает человеку хорошо, чтобы он знал: вот-хорошо. Это когда нам плохо, мы думаем: "А где-то кому-то хорошо". А когда нам хорошо, мы не думаем: "А где-то кому-то плохо". Хорошо нам, и все.

Старик расстелил на траве стираную тряпочку, разложил огурцы, хлеб, батунок мытый... Пошел к ключу: там в воде стояла бутылка молока, накрепко закупоренная тряпочной пробкой. Склонился к ручью, оперся руками в сырой податливый бережок, долго, без жадности пил. Видел, как по ржавому дну гоняются друг за другом крохотные светлые песчинки.

"Как живые",- подумал старик. С трудом поднялся, взял бутылку и пошел к шалашу. А там, у шалашика, сидят на пеньке старик в шляпе и с палочкой. Покуривает,

- Доброго здоровья,- приветствовал старик в шляпе.- Увидел человек, присел отдохнуть. Возражений нет?

- Чево ж? - сказал Анисим.- Давай сюда, тут все же маленько не так жарит.

- Жарко, да.- Старик в шляпе вошел тоже в шалашик, сел на траву.Жарковато.

"В добрых штанах-то... зеленые будут", - подумал Анисим.

- Хошь, садись со мной? - пригласил он.

- Спасибо, я поел недавно.- Старик в шляпе внимательно смотрел на Анисима, так что тому даже не по себе стало.- Косишь?

- Надо. Нездешний, видно?

- Здешний.

Анисим глянул на гостя и ничего не сказал.

- Не похож?

- Пошто? Теперь всякие бывают.- Анисим захрумкал огурцом... И уловил взгляд гостя: тот смотрел на нехитрую крестьянскую снедь на тряпочке. "Хочет, наверно".

- Подсаживайся,- еще раз сказал он,

- Ешь, тебе еще полдня работать. Робить.

- Да хватит тут!

Городской старик снял шляпу, обнаружив блестящую лысину, придвинулся, взял огурец, отломил хлеба.

- У тебя газеты нету? - спросил Анисим.

- Зачем? - удивился гость.

- Иззеленишь штаны-то. Штаны-то добрые.

- А-а... Да шут с ними. Ах, огурцы!..

- Што?

- Объеденье!

- Здешний, говоришь... Откуда?

- Тут, близко...

Не верилось Анисиму, что гость из этих мест - не похоже действительно.

- Сейчас-то я не здесь живу. Родом отсюда.

- А-а, Погостить?

- Побывать надо на родине... Помирать скоро. Ты из какой деревни-то?

- Лебяжье. Вот по этой дороге...

- Один со старухой живешь?

- Ага.

- Дети-то есть?

- Есть. Трое. Да двоих на войне убило.

- Где эти трое-то? В городе?

- Один в городе, Колька. А девахи замужем... Одна в Чебурлаке, за бригадиром колхозным, другая - та подальше.- Не сказал, что другая замужем не за русским.- Была Нинка-то по весне... Ребятишки большие уж.

- А Колька-то в каком городе?

- Да он - и в городе, и не в городе: работа у ево какая-то непутевая, вечно ездит: железо ищут,

- А какой город-то?

- В Ленинграде. Пишет нам, деньги присылает... Так-то хорошо живет. Хочет тоже приехать, да все не выберется. Может, приедет.

Городской старик отпил немного молока, вытер платком губы.

- Спасибо. Хорошо поел.

- Не за што.

- Косить пойдешь?

- Нет, обожду маленько. Пусть свалится маленько.

- Колька-то с какого года? - спросил еще гость.

- С двадцатого.- Тут только Анисим подумал: "А чего это он выспрашивает-то все?" Посмотрел на гостя.

Тот невесело как-то, но и не так чтобы уж совсем печально усмехнулся.

- Вот так, земляк,- сказал.

"Чудной какой-то,- подумал Анисим.- Старый - чудить-то".

- Здоровьем-то как? - все пытал городской.

- Бог милует пока... Голова болит. У нас полдеревни головами маются, молодые даже.

- Из родных-то есть кто-нибудь? Братья, сестры...

- Нет, давно уж...

- Умерли?

- Сестры умерли, брат ишо с той войны не пришел.

- Погиб?

- Знамо, Пошто с войны не приходят?

Городской закурил. Синяя слоистая струйка дыма потянулась к выходу. Здесь, в шалаше, в зеленоватой тени, она была отчетливо видна, а на светлой воле сразу куда-то девалась, хоть ветерка - ни малого дуновения - не было. Звенели кузнечики; посвистывали, шныряя в кустах, птахи; роняли на теплую грудь земли свои нескончаемые трели хохлатые умельцы.