ЗЕМЛЯКИ ПО РАЗУМУ

Огненная вода обожгла рот, забила дыхание и вулканической лавой ворвалась в пищевод, сжигая поселения микробов и бактерий. Проглоченный головастик был подхвачен ею. Не успев изъявить последнюю волю, он оказался в желудке, где и переварился.

Отплевываясь, Семен открыл глаза и услышал:

– Ты бы спрятался где-нибудь, пока он тебя снова не увидел.

– А что с ним такое?

– Может быть, солнечный удар или ему вдруг показалось, что ты похож на его жену.

Фасилияс с сомнением посмотрел на крестного, щелкнул клювом в знак несогласия и залег в траве. Логическую цепочку между поведением человека и добрым советом Василия построить было трудно, но он все же попытался. Выглядела она приблизительно так:

ПЛЕВОК – РЫБА – ЗЕРКАЛЬНАЯ ЧЕШУЯ – СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК – НАРУШЕНИЕ ЗРЕНИЯ – ЖЕНА – ПОМУТНЕНИЕ СОЗНАНИЯ.

Ключевым словом, естественно, была «жена», то есть, самка, ради пополнения знаний о которой и была пересечена половина Галактики. Осьминог тихо порадовался первой удаче и решил продолжать накапливать информацию, благо люди себя шпионами на проваленной «явке» не чувствовали и ничего подсознательного не скрывали.

– Как самочувствие?

– Где это?

– Ты о водке? Хочешь еще?

– Убери эту гадость! Где это?

– Почему гадость? Водка как водка...

– Где ОНО?

– Ах, ты об этом...

– Да, черт побери!

– Значит, водки не хочешь?

– Нет, черт побери! – заорал Семен, демонстрируя пренебрежительное отношение к богатствам русского языка.

Это тут же подметил Рында:

– Надо же, что можно услышать от человека, чья жена – учительница русского языка! Никакого разнообразия...

– К черту разнообразие! – продолжал пениться огнетушителем Саньковский. – Я просто хочу убедиться, что это мне не померещилось!

Морщась от воплей, Фасилияс тем временем строил новую логическую цепочку:

ВОДКА – САМОЧУВСТВИЕ – РОДНОЙ ЯЗЫК – ЖЕНА – ГАЛЛЮЦИНАЦИИ – БОЯЗНЬ.

Проблем с определением ключевого слова опять не возникало.

Приятель посмотрел на Семена испытующе, цыкнул зубом, взвешивая все «за» и «против», да и махнул рукой:

– Ладно, Сивка-Бурка, стань передо мной как глист перед травой.

Фасилияс с готовностью предоставил кладезю информации возможность лицезреть себя от кончика клюва до крайних присосок.

– Так я и знал. Нет, все-таки не стоило идти на рыбалку... – пробормотал Саньковский и с укоризной обратился к пришельцу. – Что же тебе, Тохиониус, дома-то не сидится, а? Жены у тебя нет, дитё, поди, уже взрослое... Так, спрашивается, какой жареный осьминог клюёт тебя туда, откуда щупальца растут, а?

– Это не он.

– Неужели? – с искренним недоверием удивился Семен. – А кто? Очередная инкарнация Пушкина?

– Это его дитё – Фасилияс. Говорит, ностальгия его в космосе замучила.

– О, это меняет дело, – фальшиво обрадовался Саньковский. – Надолго к нам? Как здоровье батюшки?

– Старик жив, – бодро заверил Фасилияс, – и вождь тоже.

– В этом можно не сомневаться. Если уж разменял бог знает какую тысячу лет, то никакой черт тебя не возьмет! Так, говоришь, ностальгия?

– Мм, не совсем. Дело в том, что, по большому счету, я прибыл сюда выяснить один половой вопрос.

– Да ну?! – голос Семена приобрел оттенок заинтересованности. Его тоже волновали схожие вопросы. – Я думал, что природа решила все за вас.

– Дело в том, что, наблюдая жизнь сородичей, я пришел к выводу, что их планета, где я вынужден существовать, нуждается в сексуальной революции.

– Это как? – Рында расхохотался. – Групповое метание икры?

– Нет, ты не понимаешь сути проблемы, – ответил осьминог и принялся излагать свои многообещающие и многочисленные выводы, к которым пришел звездно-тернистым путем сексопатолога-первопроходца.

Мерно кивая в такт его рассуждениям, Семен думал: «Какое счастье, что я не остался в шкуре Тохиониуса! Это с одной стороны. А с другой? На кой черт была мне эта рыбалка? Сидел бы себе дома, жевал петрушку и занимался делом... Идиот!»

***

– Спрячься, – буркнул Семен, открывая дверь.

Фасилияс послушно зарылся в рыбу, наловленную с его помощью под девизом, который никто из рыбаков вслух высказать не решился – «С паршивой овцы хоть шерсти клок».

По просьбе Рынды Семену пришлось взять осьминога к себе. Васька ее мотивировал тем, что ожидающиеся к вечеру гости не стоят чести быть представленными столь экзотическому визитеру.

«Не знаю, как твоим чертовым гостям, а Машке это чучело точно представлять не стоит», – хмуро подумал Саньковский, снимая в коридоре тяжелый рюкзак.

– Неужели поймал что-то? – недоверчиво спросила жена и тут же сузила карие очи, уловив сквозь запах рыбы перегар. – Ты ведь сказал, что идешь просто ловить рыбу?!

– Этим я и занимался, – не стал скрывать истину муж, не чуждый желанию смягчить свою участь, и направился в ванную.

Мария с видом прокурора, которого гнетет смутное сомнение, последовала за ним.

– Подожди, не заходи, – посоветовал Саньковский.

Сомнения медленно, но верно начали трансформироваться в подозрения.

– А в чем дело?!

– Я тебе потом все объясню.

Присяжные в лице Марии начали склоняться к обвинительному заключению.