Земляничный год

Именно за все это я и украла у них чайник (мой вообще-то!) и завтра с утреца, часов этак в шесть, выпущу свою банду во двор. Рабочие ненавидят об них спотыкаться.

Что бы еще им такого сделать…

О, я им скажу перенести ванную в другое место! И кухню! Еще можно заявить, что мне цвет штукатурки не нравится! Что он должен быть более белым или даже немного айвори! А может, мне захотеть сломать парочку стен и передвинуть их на пару сантиметров?

Тогда они меня, наверное, убьют.

Завтра они заканчивают жилую часть дома. И меня ждет переезд с миллионом моих мешков в другое помещение. Но распаковывать вещи мне будет нельзя, потому что ремонт нежилых помещений они начнут с шлифовки стен.

Все, это можно сразу ложиться и умирать. Снова серая, шершавая, летучая пыль. Забивающая горло раньше, чем туда попадет глоток чая.

Итак, подведем итог: я действительно живу в невыносимых условиях – и при этом я счастлива. Я все время представляю себе, каким этот дом будет уже очень скоро – когда ремонт закончится. И думаю о том, как буду ночью смотреть на звезды. И о том, что до леса мне всего десять шагов – я практически живу в лесу! С двумя сторожевыми собаками, из которых один, правда, боится машин, а другая – тапка, после того как напи́сала в коридоре.

Через пару дней дом опустеет, ремонт закончится, ведь мне денег пока хватит только на две комнаты, кухню и маленькую ванную. И мы останемся одни – вчетвером. Мы – и тишина.

Даже представить себе это сложно – особенно в те моменты, когда за стеной визгливо орет бензопила…

С глубоко скрываемым даже от самой себя облегчением Эва вырывалась почти каждый день на работу, в Варшаву, – там по крайней мере не было этой всепроникающей, серой, шершавой пыли.

Она приезжала на час раньше, чем положено, мыла в умывальнике волосы, переодевалась в свежепостиранные колготки – и могла существовать дальше. Она действительно была счастлива. Очень счастлива.

Но устала.

В издательстве она сидела буквально с утра до вечера.

«Ягодка» со дня на день должна была уйти в печать – нужно было проверить, чтобы через мелкое сито корректоров не просочилось ни одной ошибочки, ни одной опечатки.

Работа над обложкой поглотила Эву целиком. Сначала Эва собиралась нанять художника для этого ответственного задания, но, получив пару эскизов, сказала сама себе: «О нет!» Залезла в старый добрый фотошоп, припомнила время, когда работала в журнале «Дом с душой» и… начала сама творить радостную, красивую обложку для книги Каролины.

Да, кстати.

Каролина.

Через три дня после злополучной фотосессии, которая закончилась для Эвы постелью гостиничного номера в общества незнакомого мужчины, Каролина вошла в помещение, занимаемое издательством в лице Эвы, повернула ключ в замке и встала прямо напротив своего издателя – лицом к лицу.

– Я не знаю, как сказать… не знаю, как начать…

«Так и не начинай! – мысленно крикнула ей Эва. – Просто скажи какую-нибудь банальность типа: «Сорри, Эва, но любовь зла…» – и все. И уходи».