Земляничный год

Конечно, эта обложка никак не могла повлиять на успех или провал книги. Она, откровенно говоря, вообще имела достаточно мало значения – вон книги известных и признанных писателей разлетаются как горячие пирожки независимо от обложек. Но в данном случае – когда речь шла о литературном дебюте – все-таки обложка тоже была очень важна. Эва была в этом уверена на все двести процентов, поэтому на обложку «Ягодки» она потратила добрых два дня работы.

И вот она отдавала свое детище на суд самого сурового судьи на свете – суд автора повести.

– Она… она необыкновенная… просто изумительная! – выдохнула Каролина из самой глубины души. Она не хотела даже самой себе признаваться, насколько, оказывается, для нее это было важно. – Она… прелестная. И волшебная… Спасибо, Эвушка.

Она поцеловала Эву в щеку и… убежала. Чтобы поплакать в укромном месте от облегчения и радости. Потому что Эва в течение последних двух недель приносила эскизы признанных графиков и художников – и все эти эскизы совершенно не совпадали с тем, что представляла себе Каролина. То какая-то абстракция в стиле Пикассо, то какие-то загробные привидения, серые и бронзовые, то минималистичный черно-белый, вполне уместный, возможно, на произведениях авангарда, но совсем не подходящий для книги о любви, солнце и радующейся жизни девушке – Габрысе-Ягодке.

Потом пару дней Эва пыталась соорудить что-нибудь из фотографий с той фотосессии в Буковом Дворике – из фото Каролины с Бинго, вместе и по отдельности, в парке, в лесу, у пруда. Но все это было как-то… не то. Не было в этом того волшебства, которое сейчас Каролина увидела на экране компьютера.

– Эвка, ты умница, – прошептала Каролина. – Ты сама в это не веришь – но ты огромная умница и молодец. И я уже не только для себя – я уже для тебя хочу, чтобы эта книга имела успех. Потому что это ты – ее мать. И отец. И тетка. И соседка…

– Нет, женщина, не возражай, – твердил Анджей, везя Эву в сторону Вышкова. – Ты бледная и анемичная. Ты с этим проектом себя в гроб загонишь. Знаю, знаю! – предупредил он ее возражения. – Успех требует усилий – но не чрезмерных же! Ты же едва на ногах держишься! И что ты так долго сегодня делала в туалете? Желудок барахлит?

– Именно, – буркнула Эва. Эта забота Анджея начинала ее порядком доставать.

– Ну так это, наверное, медвежья болезнь. Но до презентации еще остается время.

Он сам заметно нервничал. И за Эву, и за Каролину. Обе его женщины вот-вот должны были выйти на новую ступень – в их жизни должен был начаться новый, очень важный период, отличительной чертой которого должна была стать книга, возглавляющая список бестселлеров. Его когдатошняя шутка: «Издашь для меня хит – домик будет твой!» – обернулась для них всех настоящим вызовом судьбе. Для него, Анджея, и для двух его девушек.

Сегодня, когда Эва отправила материалы в типографию, он поймал ее прямо в коридоре офиса, посадил в свой «порш» и погнал машину в сторону Урли, чтобы она наконец при свете дня могла посмотреть на свой отремонтированный дом и провела спокойную ночь, заснув безмятежным сном без тяжелых кошмаров о терминах, отзывах, обложках, списках шлягеров, о нем, Анджее, остановившем свой выбор на Каролине. Эва все выходные должна была думать только о своем доме, о саде (которого еще не было), о Ливце, лесе и своей меховой банде. И заниматься только этим.

– Понимаешь? – грозно спросил он, пока она медлила с ответом.

– Понимаю, – ответила она наконец.

– Дай мне слово, что не будешь думать ни о чем, связанном с издательством. Хотя бы эти дни!

– Мне что, мозг себе ампутировать?! – разозлилась Эва.

– Не-е-е, – он как-то особенным образом протянул это последнее «е-е-е». – Смотри-ка, а у тебя гость.

Гость?!

Эва аж подскочила на сиденье при виде знакомого, очень знакомого… джипа.

– Ох, проклятье… – шепнула она, в панике озираясь по сторонам. – Витольд…

– Мне стоит с ним познакомиться? – спокойно спросил Анджей, искоса поглядывая на взволнованную подругу.

– Он наш спаситель. Архитектор. Из Варшавы, – выдавила она с трудом и умоляюще взглянула на Анджея: – Ты ведь останешься на чай, да?

– Посмотрим, – ответил он коротко.

– Что ж, я оставляю Эвусю в добрых руках, – говорил он через минуту, не обращая внимания на отчаянную пантомиму упомянутой Эвы. – Вот так поневоле начнешь верить в судьбу, – улыбнулся он, с удовольствием пожимая протянутую руку Витольда, который оказался его давним, еще школьным, приятелем. – Сколько же лет мы не виделись? Двадцать? Ты когда сменил школу?

– В седьмом классе. Но тебя, зубрила, помню прекрасно! – Витольд, который внезапно превратился в хорошего старого знакомого и перестал быть подозрительным типом с большой дороги, от души похлопал бывшего одноклассника по плечу. – Это благодаря тебе я смог сдать математику с первого раза!

– Да-да, за тобой до сих пор должок, – хитро прищурился Анджей. – Как-нибудь я тебе его припомню.

– Очень надеюсь, что это не будет касаться Эвы? – Витольд опустил глаза.

– Нет, Эва у нас на выданье.